Мелье

«Уже достаточно времени бедный народ жалким образом обманывают всякого рода идолопоклонством и суевериями. Достаточно времени богатые и сильные мира сего грабят и угнетают бедный народ. Пора открыть ему глаза и показать ему всю правду. Если, как нам говорят, в прежние времена необходимо было внушать людям религиозные измышления и суеверия для того, чтобы смягчить грубый и дикий нрав человека и легче держать людей в узде, то в настоящее время, несомненно, еще более необходимо разоблачать все эти басни, так как лекарство стало со временем хуже самой болезни. Вот задача для всех умных людей. Самые умные и просвещенные должны серьезно поразмыслить над ней. Задача в том, чтоб приложить все усилия, всюду освобождая народ от его заблуждений, насаждая ненависть и презрение к насилиям власть имущих и побуждая народ сбросить ненавистное иго тиранов».

Ах, дорогие друзья, пишет Мелье почти в самом начале «Завещания», если бы вы знали всю бессмысленность и вздорность тех сказок, которыми вас кормят под предлогом спасения ваших душ! Если бы вы знали, как возмутительно злоупотребляют властью, захваченной над вами под предлогом управления вами! Вы воспылали бы презрением к тому, перед чем вас заставляют преклоняться, ненавистью ко всем тем, кто эксплуатирует вас, дурно управляет вами и так гнусно с вами обращается! Все, чего заслуживают подобные люди, высказано в пожелании одного человека, хоть и грубого, но хорошо понявшего, кто зачинщики и вдохновители царящей несправедливости: «чтобы все сильные мира и знатные господа были перевешаны и удавлены петлями из кишок священников».

Черная злоба, святая злоба! Это голос буревестника. Не смиряться, а противиться! Не поддакивать, а перечить! Туча против тучи, вал против вала.

Остается поднатужиться. Да ухнуть!

«Я готов кричать изо всех сил: с вашей стороны безумие давать себя таким образом обманывать и так слепо верить стольким нелепостям! Я разъяснил бы людям, что они находятся в заблуждении и что те, кто ими правит, обманывают и одурманивают их».

Вы вечно будете жалкими и несчастными, вы и ваши потомки, гремит Мелье, пока будете следовать заблуждениям религии и оставаться в порабощении у ее суеверий. Отбросьте же полностью все эти пустые и суеверные обряды, изгоните из вашего ума эту безумную и слепую веру в ложные тайны. Не придавайте им никакой веры, смейтесь над всем, что вам говорят ваши корыстные церковники. Дайте отдохнуть от этого своему уму и сердцу. Отмените в своей среде и все эти ненужные вздорные должности священников и жрецов, пусть и эти люди живут и трудятся, как вы.

Итак, заключает свой труд Мелье, не наука и не познание естественных истин увлекает людей ко злу, как это утверждают. Наоборот, ко злу людей влекут дурной строй, дурные обычаи, дурное управление, дурные законы — они заставляют людей родиться или становиться порочными и злыми. Народы земли! Так-то вот обстоит дело, если вы мыслите здраво. Никто не говорит за вас, и никто не говорит вам то, что следовало бы сказать. Голос Мелье стихает. А я охотно сказал вам это.

Глава 9. Биография Мелье начинается

Из трех экземпляров огромной рукописи, собственноручно перебеленных Мелье, два канули в Лету. Один все же оставил потомство — почти чудом. Автор был уже ничто, пользуясь его собственным выражением, а сочинение вело борьбу за существование как нечто, как живой организм. Подобно некоторым видам, подобно иным микробам, оно вторглось в окружающую среду и принялось плодовито размножаться.

Господин Леру, хоть и проживал в Мезьере, был адвокатом и прокурором парижского парламента. Это значит, что он был довольно большой персоной в юридическом мире. После скандала, связанного с версией о самоубийстве Мелье, Леру, конечно, уже не помышлял прямо выполнить волю покойного. К кюре соседних приходов рукопись и сопроводительное письмо не попали. Есть упоминание, будто Леру зачем-то передал этот обернутый в плотную серую бумагу объемистый манускрипт, почти в четыреста страниц, в ратушу (муниципалитет) города Мезьера. Это малоправдоподобно или могло быть только коротким маневром на юридической шахматной доске. Вероятнее, что в создавшихся обстоятельствах Леру поспешил укрыть рукопись, драгоценность которой он понимал, как можно дальше и надежнее от разъяренных глаз и рук местных церковных властей и местной администрации. Шанс на спасение рукописи от прямого уничтожения состоял в том, чтобы отвезти ее в столицу, передать сразу на самые высокие этажи судебной машины Франции.