Мелья

Конгресс вызвал большое беспокойство в стане врагов. В бельгийскую столицу были посланы агенты разведок многих стран, чьи правительства были обеспокоены активизацией антиимпериалистических движений.

Джавахарлал Неру, бывший участником конгресса, рассказывает в своей «Автобиографии»:

«К одному моему приятелю — американцу, находившемуся в Париже, — явился француз, состоявший на службе во французской тайной полиции. Это был вполне дружеский визит, цель которого состояла в том, чтобы кое-что выяснить. Покончив с расспросами, он осведомился у американца, узнал ли тот его, ибо они уже встречались в прошлом. Американец пристально разглядывал его, но вынужден был сказать, что не узнает его. Тогда агент тайной полиции сообщил ему, что виделся с ним на Брюссельском конгрессе, на котором присутствовал в качестве негритянского делегата, зачернив себе лицо и руки!»

Друзья прощались в Париже. Все радовались за Хулио, который готовился к путешествию в Москву. Последние встречи, беседы, согласования, наконец, наступает день расставания. Поезд увез Хулио в Берлин, где 25 февраля в посольстве СССР ему выдали визу. Еще через несколько дней он уже был в Москве.

Мечты становятся явью

Он стоит на площади, и холодный мартовский ветер обжигает лицо. Еще не так давно это казалось несбыточной мечтой, но все происходит наяву: он на Площади Его Мечты. В серых камнях площади тускло отражается свет далеких фонарей, и на темном ненастном небе чернеют, будто бронзовые барельефы, силуэты церквей и островерхих крепостных башен необыкновенных, непривычных линий. Хулио стоит в тени высокого здания со стрельчатыми башенками, у самого начала Площади, словно на пороге нового мира. Правда, он не первый раз видит эту Площадь. Память его хранит ее облик с того самого дня (почти десять лет назад), когда он впервые увидел ее на фотографии в газете. И с тех пор она стала Его Мечтой.

В Москву он приехал утром, и сразу же его охватило нетерпение: немедленно выйти из гостиницы и побродить по городу. Разумеется, первым делом — на Красную площадь. Но попал он на нее только вечером. Он шел по улицам, всматривался в лица прохожих и старался понять звуки незнакомой речи. И странное дело, эта незнакомая речь не казалась ему такой непонятной, как это было в 1925-м на пароходе «Вацлав Боровский». А может, это только показалось ему…

На следующий день он согласовал программу своего пребывания в Москве, и понеслись дни в круговороте встреч, заседаний, посещений музеев, фабрик, театров. Для сна оставалось слишком мало времени, но Хулио Антонио не сетовал. Новые ощущения захватили его целиком. Они были несравнимы с тем, что пережил он, когда впервые попал в Нью-Йорк или Париж. И «виноваты» в этом были советские люди. Это были люди новой формации, мыслящие так непохоже на людей Старого Мира. Их убежденность и уверенность в себе заражала и будоражила чувства. Дружелюбие и радушие ждали его всюду, где бы он ни бывал. Шел юбилейный год: десять лет было за плечами молодой Советской республики. Общая праздничная настроенность чувствовалась в жизненном ритме всей страны. И Хулио быстро втянулся в этот ритм. Он не мыслил себя вне общей работы, он не мог быть «заморским гостем», поэтому с радостью выполнял просьбы московских товарищей. Так, однажды его попросили выступить в Международном аграрном институте. Он тотчас же согласился и 15 марта побывал в гостях у советских ученых. Институт только что отпраздновал годовщину создания, и его сотрудники еще набирались опыта в изучении аграрных проблем земного шара. Интерес к встрече был велик, и советские товарищи попросили Хулио Антонио прочитать лекцию об аграрных проблемах Мексики.

В тот вечер он рассказал о мексиканской революции 1910–1917 годов, о том, что она дала крестьянству, об аграрной реформе, которая по вине правительства теряет свое революционное содержание и фактически не проводится в жизнь.

Он приводил много интересных фактов из жизни крестьян и о том, как капитал Соединенных Штатов все глубже и глубже проникает в экономику Мексики. Особенно детально он остановился на деятельности Национальной крестьянской лиги, которая ведет активную борьбу за распределение пустующих и помещичьих земель, за изгнание из страны североамериканских монополий. Она уже объединила почти полмиллиона крестьян.

После выступления Мельи завязалась оживленная беседа, на которой Хулио Антонио не только отвечал на вопросы, но и сам немало спрашивал.

Для Хулио московские встречи стали неисчерпаемым источником пополнения знаний. Одна из самых интересных встреч произошла у него с Еленой Дмитриевной Стасовой. Соратница В. И. Ленина, свидетельница революционных событий, о которых Хулио мог только слышать или читать, она рассказала ему многое из опыта борьбы большевиков до 1917 года, из собственной жизни. Беседа со Стасовой оставила у него неизгладимое впечатление, и он ушел от нее с таким ощущением, словно соприкоснулся с героической эпохой борьбы русского пролетариата.