Мелисанда

Мелисанда потихоньку оправлялась от потрясений, пережитых в Корнуолле. К ней вернулась свойственная ей жизнерадостность, она легко приспособилась к окружающим и теперь превращалась в ту очаровательную, живую и остроумную юную даму, которую намеревалась сделать из нее Фенелла.

Монахини в ужасе воздели бы руки к небесам. Мелисанда и сама удивлялась: неужели она, будто хамелеон, меняет цвет в зависимости от окружающей обстановки? Вот она, одетая в изящные наряды, смеется вместе с девушками и, как и они, ведет счет своим победам.

Умалчивать об этом подруги по пансиону ей, разумеется, не позволили. Им удалось кое-что выведать у Мелисанды, хотя она и намеревалась держать свои сердечные дела в секрете. Скрытной ее назвать было нельзя, и все-таки о том, что сэр Чарльз приходится ей отцом, она девушкам не сообщила, чувствуя себя обязанной считаться с его желанием сохранить тайну. Но она рассказала им про Леона и Фермора в надежде, что эти девушки, прекрасно, как ей казалось, разбиравшиеся в жизни, помогут ей понять этих двух мужчин.

– У тебя, вероятно, был возлюбленный, – стали допытываться они однажды утром, прихлебывая шоколад.

– Еще совсем недавно, – призналась Мелисанда, – я думала, что вскоре выйду замуж.

Женевра отставила свою чашку:

– И ты молчала! Что же случилось? Он был каким-нибудь герцогом?

– Завистники помешали? – предположила Люси.

Клотильда терпеливо ждала продолжения.

Мелисанда поведала им историю о том, как познакомилась с Леоном, о его стремлении к свободе, о внезапной смерти маленького Рауля, в результате которой Леон унаследовал состояние.

– Состояние?! – вскричала Люси. – И ты от него отказалась? Ну и дурочка же ты, Мелисанда.

– Тебе следовало подождать, Мелли, – рассудительно произнесла Женевра. – Нужно было выслушать его объяснения.

Клотильда же, глядя, как это часто бывало, куда-то внутрь себя, словно созерцая минуты близости с одним из своих возлюбленных, сказала:

– Если бы ты его по-настоящему любила, не уехала бы, не повидавшись с ним. Признайся, ведь был еще кто-то?

Мелисанда молчала, но девушки хором принялись допытываться:

– Был кто-нибудь? Был?

– Я не знаю.

– Нет, должна знать, – настаивала Клотильда. – Хотя, – добавила она, – может, только сейчас об этом догадалась.

И тогда Мелисанда рассказала им о Ферморе, о его коварстве и обаянии, о том предложении, которое он сделал, будучи помолвленным с Каролиной, о рождественской розе, которую он вместе с запиской подсунул ей под дверь в свою брачную ночь.

– Он негодяй, – объявила Люси. – Ты правильно сделала, что не связалась с ним.

– Они в самом деле такой красавчик, как ты рассказываешь? – спросила Женевра.

За Мелисанду ответила Клотильда:

– Навряд ли. Мелисанда была влюблена и смотрела него сквозь розовые очки.

– Скажите, – спросила Мелисанда, – как же я должна была поступить?

– Разумеется, подождать и объясниться с Леоном, – ответила Люси.

– Выйти за него замуж и уехать в его поместье… в общем, не важно, куда, – добавила Женевра.

– Ты не должна была уезжать от того, кого любила, – прощебетала Клотильда.

И они стали обсуждать Леона и Фермора так же, как обсуждали собственных возлюбленных.

– Но тебе долго тосковать не придется, – пообещала Женевра, – скоро появится из кого выбирать.

В тот вечер в салоне Фенеллы собралось блистательное общество. Девушкам, как было заведено, предстояло присоединиться к гостям после ужина. Одетые в самые изящные платья, придуманные модистками Фенеллы, они должны были общаться с посетителями. Красотки Фенеллы, наряду с едой и напитками, считались украшением ее приемов.

Ничто не предвещало Мелисанде, что этот вечер будет чем-то отличаться от всех остальных. На ней было чудесное платье – такого красивого и смелого наряда ей еще не приходилось надевать, лиф из шелкового фая с заостренным корсажем был так узок, что пришлось даже ее тонкую талию зашнуровать потуже, чем обычно, дабы он налез. Юбка представляла собой пышно насборенное тончайшее черное кружевное полотно, прошитое золотистой нитью, прикрытое изумрудно-зеленой тканью. Декольте было очень глубоко, а спину до самой талии прикрывала лишь черно-золотистая ажурная сетка. Платье было скроено так, чтобы подчеркивать каждый изгиб женского тела.

На Женевре было похожее платье, только голубое, под цвет ее глаз. Люси, одетая в серое, производила впечатление скромницы, а Клотильда в красном – соблазнительницы. Дейзи, Кейт и Мэри Джейн должны были, если понадобится, спуститься позже.