И вот настало 15 сентября: дождь лил, как из ведра, и небо заволокло чернильно-черными тучами. Я уже не испытывала страха, только – решимость. Взяла портфель, выкинула оттуда учебники, вместо них положила карандаши и бумагу, надела дождевик и вышла на улицу. Туда-сюда сновали мокрые, унылые тени, они шли, понурив головы. Я стала подниматься вверх по улицам, прекрасно понимая, что никто меня не заметит, а если и заметит, то не остановит. Итак, никем не узнанная, я добралась до конца города и вышла на площадку, покрытую куцей растительностью, здесь начинался подъем к скалам. А дальше – запретная территория. На секунду меня парализовал дикий, необузданный страх и захотелось бежать прочь, прочь отсюда. Дождь тяжелыми каплями бил по капюшону и оглушал меня, но я преодолела все сомнения и сделала шаг вперед. Все – назад пути нет. Я нарушила запрет, совершила недозволенное. От города меня отделял один единственный шаг, но я сразу поняла – здесь уже все обстоит по-другому. Ветер усилился в несколько раз, а дождь пошел с удвоенной силой. С огромным трудом я пробиралась к скалам и слышала жуткие, леденящие душу завывания. Ветер, это всего лишь ветер, говорила я себе. Наконец, я добралась до нужного мне места, и, укрывшись за покрытым густым мхом выступом, облегченно вздохнула. Дождь сюда не попадал, и высокие, сумрачные скалы хорошо просматривались. Я достала бумагу и карандаши и, не смотря на скованность замерзших непослушных пальцев, начала рисовать. Сначала мне это давалось с огромным трудом, но потом я увлеклась и ничего уже не замечала. Передо мной были только скалы, бумага и карандаши. Сколько прошло времени, я не знаю, но рисунок мой оказался законченным. Тяжелые, мрачные скалы на нем дышали каким-то древним ужасом. Я аккуратно положила рисунок в портфель и отправилась обратно. Ощущала я себя опустошенной и усталой, но когда спустилась в город, то улыбнулась. Вот они все их запреты! Вот они россказни! Бабушкины сказки! Со мной ровным счетом ничего не произошло! Я дошла до дома, прошла в свою комнату, кинула портфель в угол и рухнула на кровать.
Так проспала я до самого утра, и, надо признаться – меня мучили кошмары. Снилось, что я стою около скал, и вдруг из расщелин появляются страшные неведомые существа, которые кидаются на меня и начинают душить. А когда я проснулась, то поняла, что не в силах встать с кровати. Видимо, я слишком долго стояла под дождем и ветром и сильно простудилась. У меня был жар: голова гудела, и горло болело так сильно, что я с трудом могла говорить. Несколько дней я провалялась в лихорадке и мне постоянно мерещились те страшные твари, которых я видела в том сне. Они то звали к себе, то проклинали и говорили на каком-то не знакомом мне языке, но я понимала каждое их слово.
Когда я немного окрепла, то встала с кровати и несколько раз прошлась по дому, и даже вышла в сад. Погода наладилась. Я немного побродила между деревьями и, почувствовав невероятную слабость, вернулась в свою комнату. Мой взгляд упал на портфель, брошенный мною неделю назад в угол. Воспоминание о том дне нахлынули на меня, и я, движимая какой-то непреодолимой силой, открыла портфель и достала свой рисунок. Он тут же выпал из моих рук. Я с трудом подавила крик. А знаешь почему? Из расщелин и трещин вылезали те самые страшные чудовища, которые преследовали меня во снах! Я точно помню, что ничего подобного не рисовала! Этого не может быть!
Я села на краешек кровати и заплакала. Только теперь до меня дошло: запреты – не шутки, и то, что я совершила, повлечет за собой какие-то ужасные последствия. Я испытала приступ панического страха. А если эти твари из моих снов попадут в реальность, если они начнут преследовать меня наяву?! А если они нападут на меня ночью? Проберутся в мою комнату и задушат! Надо было что-то делать и срочно! Я решила пойти за советом к мадам Агнесс, именно она, казалась мне самым душевным и понимающим человеком в городе. Я взяла портфель и отправилась в школу. Чувствовала я себя не очень хорошо, голова кружилась, руки дрожали, шла, пошатываясь, и то и дело останавливалась.
Занятия уже закончились, и я нашла мадам Агнесс в ее кабинете. Она искренне обрадовалась, увидев меня, но когда пригляделась внимательнее, то ахнула:
– Мирта! Что с тобой?! Ты же еще не поправилась! Ты вся дрожишь и бледная, как полотно! Зачем же ты пришла?! Занятия-то уже кончились!
Я села напротив нее и дрожащим голосом стала рассказывать все с самого начала. Мадам Агнесс хранила молчание, которое прерывалось глубокими вздохами. Когда я закончила и подняла на нее глаза, то увидела, что на ее лице написан глубокий испуг, смешанный с тревогой и жалостью.
Она встала и начала ходить туда-сюда по комнате. Я же, как узник, приговоренный к смертной казни, долго ждала ее ответа.
Наконец она заговорила, ее голос срывался и дрожал, хотя она и пыталась скрыть это.