Мелхиседек. Книга 2. Человек

Вообще, перескакивая от изобразительного искусства к литературе, следует сказать, что и все остальные виды искусства, как некоторые уже могли заметить, замыкаются своим содержанием на литературу, то есть на определенный сюжет. Если какой-либо вид искусства хочет иметь содержание, то он обращается к литературе, поскольку сюжет - это и есть содержание. Опера, балет, песня, сюжетная живопись, театр, кинематограф - все это формы и способы переработки сюжета в различные условные приемы его передачи. Сначала есть литературный сюжет, а затем он превращается в сценарий, либретто, композицию картины, текст песни, музыкальный лад и т.д. Нас весьма насущно интересует содержание искусства, следовательно, нас интересует именно сюжет, а сюжет - это прерогатива литературы. Поэтому мы закономерно подошли к тому виду искусства, который может стать результатом нашего поиска - литература.

Конечно, если смотреть на все искусство более широко, то есть как на способ познания гармонии мира, то сюжет можно отнести и ко вторичным, или даже к несущественным элементам искусства. Но нас искусство интересует не как форма сопричастности человека красоте мира, а как исторический субъект, поэтому мы так и зацикливаемся на содержании.

С другой стороны гармонию лучше познавать вообще в бессюжетно чистом виде - на пейзажах, натюрмортах, мелодиях, в крайнем случае, на портретах и т.д. Гармония может в чистом виде проявляться только там, где нет сюжета. Иначе от содержания вообще никуда не уйти. В одной книге посчастливилось прочитать вывод искусствоведа о том, что гармония и красота сами по себе создают высокое искусство, используя содержание лишь как вспомогательное средство. Ученый приводит пример росписи, где Орфей поет свою песню, а ему почтительно внимает высокое общество. Что в этом сюжете такого, что заставляет его переживать века (спрашивает автор)? Ничего! Один поет, а другие слушают. Но сама композиция фигур, наклоны головы, положения рук, утонченные по соотношению пропорций позы слушателей, и само выбранное по теории "золотого сечения" местоположение певца в центре фигур создают ту красоту гармонии, которая из банального сюжета позволила древнегреческому художнику создать непреходящий шедевр. Вот так это трактуется. Ну, что ж, мы согласны. Мы готовы проголосовать за это двумя руками. Всем сердцем и всей душой. Сюжет банальный. А гармония спасает. А если бы сюжет был не банальный? Если бы, например, Орфей не пел в центре восхищенных фигур, а онанировал? Тогда гармония спасла бы?

Поэтому мы, обращаясь к содержанию, сознательно уходим из-под настоятельной увязки нашего содержания с гармонией или красотой в искусстве, поскольку это предмет не нашего ума и не нашего разговора. В силу сказанного факт того, что мы отбросили все виды искусства и оставили лишь литературу, говорит не о том, что мы отвергаем эти виды вместе с их несомненной красотой и способностью к высокой гармонии, а говорит только о том, что именно литература насыщает эту гармонию и красоту неким смыслом, который нам удобно анализировать в поисках присутствия Бога в этом процессе таким образом, как мы это делали, например, в науке. Это не эстетический, а чисто технический прием. Пожелаем себе успехов.