Мелхиседек. Книга 2. Человек

Государства вроде бы и разные, а по своей сути ничем не отличаются друг от друга. Любому должно быть понятно, что в любом государстве правит всегда некоторая группа дружески настроенных друг к другу людей, осуществляя это правление с помощью тех инструментов, которые им предлагает конституция или узаконенная традиция. Да и отношения с ними у человека остаются теми же на протяжении тысячелетий. Крестьянин Вавилона вступал с государством в те же взаимоотношения, что и крестьянин современного Китая со своей "поднебесной империей". Военнослужащий Египта времен фараонов или римский служака периода Марка Аврелия наполняли свою жизнь совершенно тем же содержанием, что и нынешние вояки НАТО или исландский пограничник. То же самое следует отнести и к рабочим, чиновничеству, ремесленникам, ростовщикам, врачам, проституткам, политикам, служителям культа и т.д. Следовательно, по сути никаких изменений в разрезе государств мы найти не можем. Меняется только бытовая обстановка да усложняются условия, а сердцевина взаимоотношений власти и человека остается неизменной. Условия существенно меняются с течением истории, это так. Но ведь и сам человек, рождаясь при этих условиях, и входя в них всей своей жизнью органично и целостно, является для них вполне подготовленным, не ощущает их сложности и воспринимает органично тому, что есть на данный момент. Они для него - естественная среда. И условия Спарты и условия нынешней Австралии абсолютно не нагружают членов этих государств своей исторической обусловленностью. Они - часть его жизни. А в таком случае - выбирать нам не из чего. Все государства одного стоят. Причем недорогого в смысле наших поисков исторических перспектив человеческой деятельности. Поэтому в рамках государства нам ничего не найти для своей цели. Она всегда одна и та же, эта цель.

Ну и что же дальше? Единственное, что остается видимым для нас еще на фоне истории - это смена общественно-экономических формаций. Государства остаются по своей сущности одними и теми же, несмотря на некоторые отличия в своих формах, но на их пространствах постоянно происходит изменение характера производственно-экономических отношений между людьми. Следовательно, если мы обратимся к характеру этих изменений, то у нас может появиться шанс влиться в некий исторический поток преобразований, и обнаружить там возможную нишу для приложения своих усилий, направляющих нас по замыслу Бога к заветному Спасению. Ну, влиться, так влиться.

Но и здесь все совсем не просто. Например, как мы уже увидели это на образцах социализма во времени, он является не последней по хронологии общественно-экономической формацией, а наоборот первой исторически сложившейся формой хозяйствования. Древние цивилизации напрямую называются историками "доклассовым социализмом", и совершенно непонятно, чем этот социализм отличается от классового социализма? Разве, может быть, тем, что в последнем случае объявляется о некоем наличии противоречий между классами, а тогда - вообще чем отличаются классы, если у них нет противоречий?! Разве отношения между крестьянином и государственным рабочим трудовой армии Лагаша не скрывали в себе тех же противоречий, что существуют между крестьянином государственного сельскохозяйственного хозяйства социализма и государственным рабочим того же социализма? И там и здесь оба заинтересованы в совершенно разном. Крестьяне хотят дороже продать свой урожай государству, а рабочие хотят подороже продать свой труд. Но и тем и другим приходится сталкиваться с тем, что государство само устанавливает цену и за урожай и за физический труд, перераспределяя свои богатства между рабочим и крестьянином. В итоге рабочий хочет, чтобы государство больше выделяло ему, поскольку крестьянин и сам может кормиться остатками непроданного урожая, а крестьянин хочет, чтобы государство больше отламывало из общего продукта ему, поскольку он кормит и рабочих, и вообще всех. В одном случае рабочий аргументирует свое пожелание тем, что он обеспечивает сельскохозяйственное производство (ирригация, изготовление сельхозорудий, обеспечение энергоносителями, строительство объектов хранения и переработки и т.д.), и без него никуда, а в другом случае крестьянин настаивает именно на своем особом положении, потому что рабочий, (по мнению крестьянина), если не пообедает и не поужинает, то не сможет работать, с одной стороны, а с другой стороны - для чего вообще нужен был бы рабочий, если бы в его существовании не была бы заинтересована сельскохозяйственная отрасль экономики, то есть, именно я - крестьянин? Все одно и тоже и сейчас, и пять тысяч лет назад. И почему крестьян Лагаша в таком случае нельзя назвать классом? Какие есть к этому основания? Почему этот социализм - "доклассовый"? Самый обыкновенный социализм, где работают все, а небольшая кучка управленцев забирает результаты труда и по своему усмотрению их распределяет на общие нужды после того, как полностью удовлетворит свои.