Читаем Мелкие буржуа полностью

— Ее гувернантка, госпожа Катт, она, кстати, и обед готовит, называла мне это имя сто раз, хотя, вообще говоря, ни господин Брюно, камердинер старика, ни госпожа Катт болтать не любят. Обращаться к ним с вопросами бесполезно: молчат, как каменные... Мой муж уже двадцать лет привратник, а о господине дю Портайле мы так ничего толком и не выведали. Я вам вот еще что скажу, сударь, ведь ему принадлежит боковой флигель, видите, вон там, где калитка! А потому он может по своему желанию выходить на улицу и принимать гостей, а мы о том даже и не знаем. Да и наш домовладелец знает не больше, чем мы: ведь, когда звонят у калитки, открывать идет господин Брюно...

— Стало быть, вы не видали, как вошел человек, с которым сейчас беседует ваш загадочный старичок? — спросил Серизе.

— Вот так штука! А я и не подозревала, что к нему кто-то пришел...

«Лидия — дочь дяди Теодоза, — сказал себе Серизе, усаживаясь в кабриолет. — А дю Портайль, должно быть, тот самый таинственный покровитель, который в свое время прислал моему дружку две с половиной тысячи франков... Что, если я предварю старика анонимным письмом об опасности, угрожающей молодому адвокату, который должен по векселям двадцать тысяч франков?»

Через час походная кровать для г-жи Кардинал была доставлена; любопытная привратница предложила торговке свои услуги для приготовления обеда.

— Не хотите ли вы повидать господина кюре? — спросила мамаша Кардинал у больного, с интересом разглядывавшего новую кровать.

— Я хочу вина! — проворчал нищий. — И ничего больше.

— Как вы себя чувствуете, папаша Пупилье? — осведомилась привратница.

— Никак я себя не чувствую, — ухмыльнулся старик, — вот уже двенадцать дней, как я не занимаюсь своим ремеслом...

Этот человек, много лет стоявший на паперти церкви Сен-Сюльпис, считал нищенство ремеслом...

— Он приходит в себя, — прошептала мамаша Кардинал.

— Они меня обворовывают, они там управляются без меня, — продолжал старик, бросая вокруг угрожающие взгляды. — А, это ты, крошка Кардинал? Клянусь святым храмом...

— Как я рада, что вы пришли в себя! — воскликнула крошка Кардинал, которой было без малого сорок лет.

Старец снова откинулся на подушку.

— Неважно, он еще в силах подписать завещание, как говорит наша обезьяна, — проворчала торговка рыбой.

Читателю должно быть известно, что в народе прозвище «обезьяна» дается поверенным и нотариусам. Называют так и подрядчиков.

— Надеюсь, вы обо мне не забудете, — умильным голосом сказала привратница. — Ведь это я велела Перашу сходить за вами.

— Забыть о вас? Да я скорее забуду о боге, моя милая... Какая же я буду Пупилье, если, получив свою долю, не насыплю вам полный передник монет...

Вечером снова вернулся Серизе; он покончил со всеми хлопотами, связанными с получением необходимых для бракосочетания бумаг, и побывал в мэриях двух округов, где сделал оглашение. Одной чашки настоя из мака оказалось достаточно, чтобы усыпить старика Пупилье. Достойная племянница и Серизе взяли больного за голову и за ноги и перенесли его с одной кровати на другую. Затем, не испытывая никакого стыда, торопливо перерыли постель; они даже вспороли матрас, этот несгораемый шкаф нищих. В матрасе ничего не оказалось, зато под ним вместо сетки они увидели деревянный ящик. Нетерпеливые наследники вскоре обнаружили в ящике двойное дно, и тогда стало понятно, почему мамаша Кардинал не смогла утром сдвинуть с места это тяжелое ложе. Через несколько минут Серизе, тщательно исследовав тайник, понял, что внутренний ящик замаскирован дощечкой, которая выдвигается, подобно крышке пенала. Он вытащил эту деревянную пластинку, и его глазам открылись четыре ящика, шириною в три дюйма каждый, набитые золотыми монетами.

— Мы заменим золото медяками, — ухмыльнулся Серизе, подталкивая локтем свою сообщницу.

— А много ли тут денег?

— Больше ста тысяч франков, в каждом ящике — по меньшей мере тридцать тысяч, — ответил Серизе, — славное приданое для вашей дочери. А теперь перенесем старика на его кровать. Раз секрет тайника нам известен, мы без труда разработаем эту золотую жилу...

— Должно быть, он откопал такую кровать скупца у какого-нибудь торговца мебелью, — заметила госпожа Кардинал.

— Давайте посмотрим, смогу ли я унести за раз тысячу монет по сорок франков, — сказал Серизе, набивая золотом карманы.

В карманы панталон вошло триста золотых монет, в жилетные — двести, а в каждый из двух карманов сюртука он вложил по двести пятьдесят монет, предварительно завязав их в свой носовой платок и в платок мамаши Кардинал.

— Ну как, очень заметно, что я нагружен? — спросил он, прохаживаясь по комнате.

— Вовсе нет!..

— Так вот, за четыре раза я перетащу к себе все золото из ящиков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза