Мелкие неприятности

А случай вышел, прямо скажем, трагикомичный. Я, как обычно, носился по квартире, во что-то там играл и вдруг заметил, как Анна Алексеевна, налив себе чаю и отрезав добротный кусок кекса, подошла к столу в гостиной и неспешно начала усаживаться, предвкушая приятную трапезу. В моей голове молниеносно созрела кровожадная идея. Где-то глубоко внутри я понимал, что так поступать неправильно, что бабушке будет очень больно, и мне потом не поздоровится, но соблазн был настолько велик, что я просто ничего не мог с собой поделать. Баба Аня медленно опускалась на стул, а моя внутренняя борьба продолжалась очень недолго, поскольку медлить было никак нельзя. И когда она оказалась в одном мгновении от соприкосновения с сидением, я подлетел и выхватил злосчастный стул из-под бабушкиной попы. Я не понимал почему, но мне отчего-то очень хотелось это сделать, и я не удержался, получив при этом какую-то необъяснимую разрядку и испытав неподдельное удовольствие.

Что было дальше, несложно себе представить. Я, конечно, сразу же, как мог, начал поднимать ее с пола, попутно поясняя, что все произошло само по себе, а я тут просто мимо проходил. Но Анна Алексеевна мне почему-то не поверила и, едва придя в себя, несмотря на все уговоры и отчаянные просьбы никому ничего не рассказывать, бросилась к телефонному аппарату, находящемуся в общем коридоре коммунальной квартиры. Остаток дня, проведенный в ожидании приезда разъяренного отца, для меня показался просто вечностью…

Баба Аня в результате моего хулиганства слава богу особо ничего себе не повредила, а сам этот случай добавил мне пищи для размышлений. Я, конечно же, не призываю вас выдергивать стулья из-под бабушек, но иногда в жизни очень хочется чего-то запретного, пусть даже за это и грозит жестокое наказание. А рисковать или нет – это уже выбор каждого.

А еще в семьдесят четвертом наша семья наконец-то получила отдельную двушку, и мы переехали в Бирюлево…

«На дальней станции сойду» – именно так называлась песня Владимира Шаинского на стихи Михаила Танича из одного детского фильма, снятого тоже где-то в эти годы. Это был именно наш случай.

Бирюлево-Пассажирская… Теперь, чтобы попасть домой, нам необходимо было сесть на Павелецком вокзале в электричку и лишь через сорок минут сойти с нее на этой захолустной станции. Причем ее название для нас, чувствовавших себя тогда коренными москвичами, звучало как личное оскорбление. Только вслушайтесь в это слово – Бирюлево! Словно какая-то хабалка встревает в разговор интеллигентных людей, внезапно выкрикивая его. Кто-то, возможно, возразит, что, мол, хорошо, что еще Пассажирская, а не Товарная. Так в том-то и дело, что даже станция Бирюлево-Товарная и та была ближе к Москве, чем наша. И единственное, что для меня могло скрасить мучительный путь домой, так это шоколадное эскимо с орехами за двадцать восемь копеек, которое я каждый раз с переменным успехом клянчил у мамы, проходя мимо продавщицы мороженого на Павелецком. А еще постоянно звучавший из вокзальных громкоговорителей хит того времени в исполнении Анны Герман. Это, конечно же, была «Надежда» – бессмертное творение Александры Пахмутовой и Николая Добронравова:

Светит незнакомая звезда

Снова мы оторваны от дома…

Загадочный коммунальный мир

Слова из этой замечательной песни можно было легко применить и к нам. Хоть отдельная квартира в те годы и была мечтой каждой советской семьи, а желание заполучить ее было очень сильным, после переезда все наши розовые очки вмиг испарились. Уж больно было далеко добираться. Это усугублялось еще и тем, что переехали мы в нее из самого центра Москвы. Из шикарного дома, расположенного в районе Патриарших прудов. Там в нашем распоряжении была просторная тридцатипятиметровая комната в коммуналке, в которой я имел собственный закуток, отгороженный большим одежным шкафом. Та коммунальная квартира была просто невероятных размеров. Множество комнат располагалось по обе стороны длинного, г-образного коридора. Начинался коридор просторной ванной комнатой и уборной сразу на несколько кабинок, а с другой стороны его венчала гигантских размеров кухня, на которой каждый представитель нашего жилища имел свой рабочий стол и шкаф для хранения всякой утвари. В смежной комнате с кухней находилась гладильная и постирочная. Соседей по квартире у нас конечно было очень много, сейчас уже точное количество не помню, но определенно более тридцати человек. Но и это обстоятельство, теперь, после переезда, не казалось мне таким уж большим недостатком.