Мелкий бес

Марта принесла в глиняной чашечке бруснику с яблоками и принялась рассказывать, что нынче ночью видела во сне, как она была в подружках на свадьбе и ела ананасы и блины с медом, в одном блине нашла бумажку сто рублей, и как от нее деньги отняли, и как она плакала. Так в слезах и проснулась.

– Надо было потихоньку спрятать, чтоб никто не видал, – сердито сказал Передонов, – а то вы и во сне не сумели денег удержать, какая же вы хозяйка!

– Ну, этих денег нечего жалеть, – сказала Вершина, – во сне мало ли что увидишь.

– А мне так страсть как жалко этих денег, – простодушно сказала Марта, – целых сто рублей!

На глазах у нее навернулись слезы, и она принужденно засмеялась, чтобы не заплакать. Мурин суетливо полез в карман, восклицая:

– Матушка, Марта Станиславовна, да вы не жалейте, мы сейчас это поправим!

Он достал из бумажника сторублевку, положил ее перед Мартою на стол, хлопнул по ней ладонью и крикнул:

– Извольте! Уж эту никто не отнимет.

Марта обрадовалась было, но потом ярко покраснела и смущенно сказала:

– Ах, что это вы, Владимир Иванович, разве я к тому! Я не возьму, что это вы, право!

– Нет, уж не извольте обижать, – сказал Мурин, посмеиваясь и не убирая денег, – пусть уж, значит, сон в руку будет.

– Да нет, как же, мне стыдно, я ни за что не возьму, – отнекивалась Марта, жадными глазами посматривая на сторублевку.

– Чего кобянитесь, коли дают, – сказал Виткевич, – вот ведь счастье людям валится само в руки, – сказал он с завистливым вздохом.

Мурин стал перед Мартою и воскликнул убеждающим голосом:

– Матушка, Марта Станиславовна, верьте слову, я от всей души, – берите, пожалуйста! А коли даром не хотите, так это за то, чтобы вы за моим Ванюшкой посмотрели. То, что мы сговорились с Натальей Афанасьевной, то так и будет, а это, значит, вам, – за посмотренье, значит.

– Да как же так, это очень много, – нерешительно сказала Марта.

– За первые полгода, – сказал Мурин и поклонился Марте в пояс, – уж не обидьте, возьмите, и уж будьте вы моему Ванюшке за-место старшей сестрицы.

– Ну, что же, Марта, бери, – сказала Вершина, – благодари Владимира Иваныча.

Марта, стыдливо и радостно краснея, взяла деньги. Мурин принялся горячо ее благодарить.

– Сватайся сразу, дешевле будет, – с яростью сказал Передонов, – ишь как разгрибанился!

Виткевич захохотал, а остальные сделали вид, что не слышали. Вершина начала было рассказывать свой сон, – Передонов не дослушал и стал прощаться. Мурин пригласил его к себе на вечер.

– Ко всенощной надо, – сказал Передонов.

– Что это Ардальон Борисыч такое к церкви получил усердие, – с сухим и быстрым смешком сказала Вершина.

– Я всегда, – отвечал он, – я в бога верую, не так, как другие. Может быть, я один в гимназии такой. За то меня и преследуют. Директор – безбожник.

– Когда будет свободно, сами назначьте, – сказал Мурин.

Передонов сказал, сердито комкая фуражку:

– Мне по гостям некогда ходить. Но сейчас же вспомнил, что Мурин вкусно кормит и хорошо поит, и сказал:

– Ну, в понедельник я могу притти.

Мурин пришел в восторг и стал было звать Вершину и Марту. Но Передонов сказал:

– Нет, дам не надо. А то напьешься да еще ляпнешь что-нибудь без предварительной цензуры, так при дамах неудобно.

Когда Передонов ушел, Вершина, усмехаясь, сказала:

– Чудит Ардальон Борисыч. Очень уж ему инспектором хочется быть, а Варвара его, должно быть, за нос водит. Вот он и куролесит.

Владя, – он при Передонове прятался, – вышел и сказал со злорадною усмешкою:

– А слесарята узнали от кого-то, что это Передонов их выдал.

– Они ему стекла побьют! – с радостным хохотом воскликнул Виткевич.

* * *

На улице все казалось Передонову враждебным и зловещим. Баран стоял на перекрестке и тупо смотрел на Передонова. Этот баран был так похож на Володина, что Передонов испугался. Он думал, что, может быть, Володин оборачивается бараном, чтобы следить.

“Почем мы знаем, – думал он, – может быть, это и можно; наука еще не дошла, а может быть, кто-нибудь и знает. Ведь вот французы – ученый народ, а у них в Париже завелись волшебники да маги”, – думал Передонов. И страшно ему стало. “Еще лягаться начнет этот баран”, – думал он.

Баран заблеял, и это было похоже на смех у Володина, резкий, пронзительный неприятный.

Встретился опять жандармский офицер. Передонов подошел к нему и шопотом сказал:

– Вы послеживайте за Адаменко. Она переписывается с социалистами, да она и сама такая.

Рубовский молча и с удивлением посмотрел на него. Передонов пошел дальше и думал тоскливо.

“Что это он все попадается? Все следит за мною и городовых везде наставил”.

Грязные улицы, пасмурное небо, жалкие домишки, оборванные, вялые дети – ото всего веяло тоскою, одичалостью, неизбывною печалью.

“Это – нехороший город, – думал Передонов, – и люди здесь злые, скверные; поскорее бы уехать в другой город, где все учителя будут кланяться низенько, а все школьники будут бояться и шептать в страхе: инспектор идет. Да, начальникам совсем иначе живется на свете”.