Валерия смотрела на Сашины успехи и досадливо завидовала; уже теперь и ей хотелось, чтобы ее узнали, чтобы ее наряд и ее тонкая, стройная фигура понравились толпе и чтобы ей дали приз. И сейчас же с досадою вспомнила она, что это никак невозможно: все три сестры условились добиваться билетиков только для гейши, а себе, если и получат, то передать их все-таки своей японке.
В зале танцовали. Володин, быстро охмелев, пустился вприсядку. Полицейские остановили его. Он сказал весело-послушно:
— Ну, если нельзя, то я и не буду. Но по примеру его пустившиеся откалывать трепака два мещанина не пожелали покориться.
— По какому праву? за свой полтинник! — восклицали они и были выведены.
Володин провожал их, кривляясь, осклабясь, и приплясывал.
Девицы Рутиловы поспешили отыскать Передонова, чтобы поиздеваться над ним. Он сидел один, у окна, и смотрел на толпу блуждающими глазами. Все люди и предметы являлись ему бессмысленными, но равно враждебными. Людмила, цыганкою, подошла к нему и сказала измененным гортанным голосом:
— Барин мой милый, дай я тебе погадаю.
— Пошла к чорту! — крикнул Передонов.
Внезапное цыганкино появление испугало его.
— Барин хороший, золотой мой барин, дай мне руку. По лицу вижу: богатый будешь, большой начальник будешь, — канючила Людмила и взяла-таки руку Передонова.
— Ну, смотри, да только хорошо гадай, — проворчал Передонов.
— Ай, барин мой бриллиантовой, — гадала Людмила, — врагов у тебя много, донесут на тебя, плакать будешь, умрешь под забором.
— Ах ты стерва! — закричал Передонов и вырвал руку.
Людмила проворно юркнула в толпу. На смену ей пришла Валерия, села рядом с Передоновым и шептала ему нежно:
— Врешь, дура, — ворчал Передонов.
Валерия шептала:
— Это ты верно говоришь, — сказал Передонов, — только как же я ей в глаза плюну? Она княгине пожалуется, и мне места не дадут.
— А на что тебе место? Ты и без места хорош, — сказала Валерия.
— Ну да, как же я могу жить, если мне не дадут места, — уныло сказал Передонов.
Дарья всунула в руку Володину письмо, заклеенное розовою облаткою. С радостным блеяньем распечатал его Володин, прочел, призадумался, — и возгордился, и словно смутился чем-то. Было написано коротко и ясно:
«Приходи, миленький, на свидание со мною завтра в одиннадцать часов ночи в Солдатскую баню. Вся чужая Ж».
Володин письму поверил, но вот вопрос: стоит ли итти? И кто такая эта Ж? Какая-нибудь Женя? Или это фамилия начинается с буквы Ж?
Володин показал письмо Рутилову.
— Иди, конечно, иди! — подбивал Рутилов, — посмотри, что из этого выйдет. Может быть, это богатая невеста, влюбилась в тебя, а родители препятствуют, так вот она и хочет с тобою объясниться.
Но Володин подумал, подумал да и решил, что не стоит итти. Он важно говорил:
— Вешаются мне на шею, но я таких развратных не хочу.
Он боялся, что его там поколотят: Солдатская баня находилась в глухом месте, на городской окраине.
Уже когда толпа во всех помещениях в клубе теснилась, густая, крикливая, преувеличенно-веселая, в зале у входных дверей послышался шум, хохот, одобрительные возгласы. Все потеснились в ту сторону. Передавали друг другу, что пришла ужасно оригинальная маска. Человек тощий, длинный, в заплатанном, засаленном халате, с веником подмышкою, с шайкою в руке, пробирался в толпу. На нем была картонная маска, — глупое лицо с узенькою бороденкою, с бачками, а на голове фуражка с гражданскою круглою кокардою. Он повторял удивленным голосом:
— Мне сказали, что здесь маскарад, а здесь и не моются.
И уныло помахивал шайкою. Толпа ходила за ним, ахая и простодушно восхищаясь его замысловатою выдумкою.
— Приз, поди, получит, — завистливо говорил Володин.
Завидовал же он, как и многие, как-то бездумно, непосредственно, — ведь сам-то он был не наряжен, что бы, кажись, завидовать? А вот Мачигин, так тот был в необычайном восторге: кокарда особенно восхищала его. Он радостно хохотал, хлопал в ладоши и говорил знакомым и незнакомым:
— Хорошая критика! Эти чинуши много важничают, кокарды любят носить, мундиры, вот им критику и подпустили, — очень ловко.
Когда стало жарко, чиновник в халате принялся обмахиваться веником, восклицая:
— Вот так банька!
Окружающие радостно хохотали. В шайку сыпались билеты.
Передонов смотрел на веющий в толпе веник. Он казался ему недотыкомкою.
«Позеленела, шельма», — в ужасе думал он.
XXX