«Мелкое» дело

Осмотрев вещи, книгу и документы покойного, она взволнованно посмотрела на Сидоренко.

– Всё на месте, но не хватает одной тетради.

– Какой?

– Обыкновенной ученической тетради в в чёрном клеёнчатом переплёте.

– Что было в этой тетради? Мне вы можете и должны сказать всё, что знаете, – видя нерешительность женщины, настоял Сидоренко.

– Я дала ему слово… Это был шифр…

– Шифр?! – невольно вскрикнул Сидоренко.

– Да. Муж сам придумал его, и секрет шифра не знал никто. Александр Александрович заносил в тетрадь какие-то заметки, тренируясь в скорописи шифром. Я тоже ничего не знала об этой тетради, а когда случайно увидела её, то дала ему слово… ему… а… он… – женщина рухнула в кресло и, уткнувшись в холодную кожу высокого подлокотника, зарыдала.

Казалось, самолёт не летит, а лениво ползёт, неохотно продираясь сквозь вязкую тьму ночи. Хотелось верить, что машина вот-вот вырвется на простор голубого раздолья и, унося на концах крыльев липкие клочья мглы, резко увеличит скорость. Но желанное «вот-вот» не наступало, и лишь далеко внизу изредка мигали крохотные огоньки.

Сидоренко откинулся на спинку кресла и с досадой взглянул на моторы, с незаметной для глаза яростью вращающие винты. Их рёв, став привычным, казался тяжёлой, давящей на уши тишиной. У другого борта сидел Зотов, с удовольствием оглядывая комфортабельное оборудование пассажирской кабины.

– Вот это машинка! – весело подмигнул он.

– На этом самолёте командующий привёз в Москву пленного оберштурмбаннфюрера «СД» Гальтенкрюнера, он сидел на вашем кресле, – заметил Сидоренко.

Зотов изобразил на лице брезгливую мину и пересел в кресло по соседству с Сидоренко.

Майор усмехнулся, захотел что-то сказать и вдруг уснул, ссутулившись в кресле. Вздрогнув, он открыл глаза и взглянул на часы: прошло не более десяти минут. Зотов сидел рядом, уставившись взглядом в одну точку. Сидоренко с любопытством рассматривал его почти юношеское лицо со вздёрнутым носом.

– Кажется, я не в свои сани сел, Николай Иванович, – грустно буркнул Зотов, – учусь стать следователем, а хожу вокруг вас и только удивляюсь: путаное дело вы, как открытую книгу, читаете. Да-а, следователем родиться нужно, – вздохнул он с чувством хорошей зависти.

– Поспешный вывод. И неверный. Плюньте вы на эту пинкертонщину раз и навсегда: следователь видит всё точно так же, как любой другой нормальный человек, с той лишь разницей, что умеет фиксировать умом всё замеченное, отличать главное от второстепенного, ложное от истинного и анализировать каждое и сумму всех впечатлений. Это даётся знаниями, опытом и практикой, а на одних только индивидуальных качествах, способностях далеко не уедешь… А что касается наклонностей… Их не вдруг отгадаешь в себе, – засмеялся Сидоренко, – я вот поступил на юридический только для того, чтобы не терять год, – «засыпался» в мореходном: астрономия подвела. А теперь ни на какую специальность своё дело не променяю! Давайте-ка лучше, пока есть время, продолжим наш семинар по тактике расследования дела Златогорского, – предложил Сидоренко и, заметив, как оживился Зотов, начал:

– Место преступления вы не осматривали в деталях, но суть его и сведения о Златогорском вам были известны раньше, чем мне. Что вы сделали мысленно прежде всего?

– Подумал о том, что не следует слепо доверять признакам самоубийства, – задумчиво, видно, вспоминая свои субъективные ощущения, ответил Зотов.

– Правильно. Но это только производное от главного. А вот основное, принципиальное?

Зотов пожал плечами.

– Прежде всего следователь должен правильно ориентироваться в общей политической и частной обстановке, в которой было совершено преступление, и дать принципиально верную политическую и социальную оценку значения самого преступления. Запомните, это очень важно и является законом для ведения любого расследования. Не будь мы вооружены основой всех основ – теорией марксизма-ленинизма, мы в данном случае могли и не прийти к вопросу: всё ли благополучно у Ильинского? Не проверив этого, так и сидели бы сейчас в Жевинске, гадая на кофейной гуще, кто, почему да зачем убил инженера.

– Как я сейчас понял, моя мысль и была вызвана именно таким подходом к делу, – оживлённо признался Зотов. – Но как-то подсознательно…

– Вот то-то и оно! А оценка эта должна делаться совершенно сознательно, чётко и незамедлительно. Дальше. Попробуйте определить, – вы этого не знали, но должны были догадаться, – почему мы стали искать моряков-балтийцев?

– Я уже думал. Вероятно, на месте преступления был найден такой след, какой мог оставить только моряк?