Мельмот скиталец

Партер представлял собою зрелище более разнообразное. Там можно было увидеть критиков, вооруженных с ног до головы всей премудростью от Аристотеля до Боссю {32}; люди эти обедали в двенадцать часов, диктовали в кофейне до четырех, потом мальчишка чистил им башмаки, и они отправлялись в театр, где до поднятия занавеса сидели в мрачном бездействии и в ожидании вечерней добычи. Были там и адвокаты, щеголеватые, развязные и болтливые; кое-где можно было увидеть и какого-нибудь степенного горожанина; он сидел, сняв свою остроконечную шляпу и пряча скромно завязанный галстук в складках пуританского плаща, а в это время глаза его, глядевшие искоса, но с явным волнением на какую-нибудь женщину в маске, укрытую капюшоном и кутавшуюся в шарф, не оставляли сомнения насчет того, что завлекло его в "шатры Кидарские" {33}. Сидели там и женщины, но на лицах у всех были маски, и хотя маски эти успели уже обветшать, как у тетушки Дины в "Тристраме Шенди" {34}, они все же скрывали красавиц от молодых вертопрахов, которых те хотели завлечь, да и от всех остальных, за исключением продавщиц апельсинов, которые громко их окликали у входа {5* Смотри "Оруноко" Саутерна {35}; я имею в виду комические сцены.}. На галереях теснились счастливцы, ожидавшие исполнения обещания, которое давал Драйден в одном из своих прологов {6* Прелесть, песнь, убийство, привиденье. Пролог к "Эдипу".}; им было все равно, являлся ли на сцену призрак матери Альмансора {36} в промокшем насквозь плаще или дух Лайя {37}, который, в соответствии с указаниями, написанными для сцены, выезжает вооруженный на колеснице, а за спиной у него призраки трех убитых слуг, - шутка, которую не оставил без внимания аббат Леблан {7* Смотри письма Леблана {38}.} в своем руководстве к писанию английской трагедии. Иные из зрителей требовали, правда, время от времени "сожжения папы" {39}, но, хотя пьеса,

Всех океанов одолев преграду,

Начавшись в Мексике, вела в Элладу,

не всегда оказывалось возможным доставить им столь милое развлечение, ибо действие широко известных пьес чаще всего происходило в Африке или в Испании; сэр Роберт Хауерд, Элкене Сетл и Джон Драйден - все единодушно остановили свой выбор на испанских и мавританских сюжетах {40}. В этой веселой компании было несколько светских дам в масках; они втайне наслаждались свободой, которой не решались пользоваться открыто, и подтверждали характерные слова Гея, хоть и написанные много лет назад, что

На галерее Лора смело может

Смеяться шутке, что смущает ложи {41}.

Стентон взирал на все это как человек, "в котором ничто не может вызвать улыбки". Он посмотрел на сцену: давали "Александра" {42}, пьесу, в которой участвовал сам автор ее, Ли, а главную роль исполнял Харт {43}, с такой божественной страстностью игравший любовные сцены, что зрители готовы были поверить, что перед ними настоящий "сын Аммона" {44}.

В пьесе этой было достаточно всяческих нелепостей, которые могли вызвать возмущение - и не только зрителя с классическим образованием, но и вообще всякого здравомыслящего человека. Греческие герои появлялись там в башмаках, украшенных розами, в шляпах с перьями и в париках, доходивших до плеч; персидские принцессы - в тугих корсетах и с напудренными волосами. Однако иллюзию было чем подкрепить, ибо героини оказались соперницами не только на сцене, но и в жизни. Это был тот памятный вечер, когда, если верить рассказу ветерана Беттертона {8* Смотри "Историю сцены" Беттертона {45}.}, миссис Барри, исполнявшая роль Роксаны, поссорилась с миссис Баутел, исполнительницей роли Статиры, из-за вуали, которую костюмер, человек пристрастный, присудил последней. Роксана подавляла свой гнев вплоть до пятого акта, когда же по ходу действия ей надлежало заколоть Статиру, отплатила сопернице ударом такой силы, что острие кинжала пробило той корсет и нанесло ей рану, хоть и не опасную, но глубокую. Миссис Баутел лишилась чувств, представление было прервано, большинство зрителей, в том числе и Стентон, взволнованные всем происшедшим, повставали с мест. И вот как раз в эту минуту в кресле напротив он неожиданно обнаружил того, кого искал столько лет, - англичанина, некогда встреченного им на равнинах Валенсии, который, по его убеждению, был главным действующим лицом рассказанных ему необыкновенных историй.

Как и все остальные, он поднялся с места. В наружности его не было ничего примечательного, но выражение его глаз не оставляло никаких сомнений, что это именно он, - забыть его было нельзя. Сердце Стентона сильно забилось, в глазах у него потемнело, - безымянный и страшный недуг, сопровождающийся зудом во всем теле, на котором проступили капли холодного пота, возвестил, что...

* * * * * *