Мельничиха из Тихого Омута

Он опять хмыкнул, показывая, как в это верит. Но когда я обмазала сковороду кусочком сала, и на тарелку плюхнулись блины из первой партии - тонкие, ноздреватые, в которые так и хотелось поскорее завернуть ломтики малосольной форели, густо обсыпанной укропом, судья забыл хмыкать и набросился на угощение, будто не ел неделю, а я спасала его от голодной смерти.

- А вы с графом не очень ладите? - подбросила я вопрос, подавая к столу очередную порцию горячих блинов.

Как раз закипел чайник, и я заварила чай из земляничных и смородиновых листьев, налив в плошечку мёда.

- Хотел бы я посмотреть на того, с кем Амбруаз ладит, - судья не отказался и от чая, а блины поглощал, словно завтра не должно было наступить.

- Господин Закхей у него в любимчиках, говорят, - я вылила на сковороду остатки теста и подсела к столу, наливая чай и себе, и подхватывая блинчик с кусочком рыбы.

Больше всего мне сейчас хотелось нормального черного чая - сладкого, с сахаром, а не с медом, и с долькой лимона, если уж совсем мечтать. Но о таком, и правда, приходилось только мечтать. Впрочем, форель тут была вкуснее, чем в моем мире, и я уничтожила блин за несколько секунд, не отставая от судьи.

- В любимчиках! - Кроу с сожалением посмотрел на оставшуюся стопочку блинов, отставил кружку и достал платочек, промокнув губы и вытерев руки. - То-то он этому любимчику так по уху съездил, что чуть шею не свернул.

- Это он любя, - подсказала я.

- Сильно сомневаюсь. А вам, хозяйка, я бы посоветовал держаться от дорогого Амбруаза подальше. Пусть даже он и отсыпал вам золотых. Не понять за что.

- А что случилось с вашей женой? - заботливо поинтересовалась я и не ошиблась - это подействовало на судью, как укол иголкой.

Он так и подскочил, а потом процедил сквозь стиснутые зубы:

- Мы развелись.

- Понятно - почему, - вздохнула я с обманной кротостью. - У какой доброй женщины хватит сил терпеть такого ворчуна, как вы?

Определенно, я попала по больному месту, потому что теперь цыганские глаза смотрели на меня, как на лошадь, которую никак нельзя украсть.

- Что? - спросила я, прикинувшись удивлённой. - Или это она во всём виновата?

- Вы... - он наклонился ко мне через стол, и желваки так и заходили. - Вы... ваши...

- Мои блинчики - то что надо? - подсказала я ему. - Да и рыбка удалась, верно? Хотите заверну вам с собой? Поужинаете.

Разумеется, он хотел сказать что-то другое, но эти блинчики. Ах, эти блинчики! Да ещё и жирная форель так соблазнительно блестела промаринованным бочком.

- Заверните, - почти через силу произнёс судья.

- С удовольствием, - сказала сладко.

С заворачиванием гостинца пришлось пошевелить мозгами. Упаковочной бумаги нет и не будет ещё лет четыреста. Чистых тряпок у меня не припасено... Во что же положить блины и рыбу?

Пришлось пожертвовать чашкой. Я сложила в неё оставшиеся блинчики, сверху художественно набросала нарезанную ломтиками форель и прикрыла краями верхнего блина.

- Кушайте и вспоминайте нашу мельницу, - пожелала я судье, вручая ему чашку.

Он пробормотал что-то очень отдаленно похожее на благодарность, но угощение взял. Я постояла на крыльце, глядя ему вслед, но деньги нам платили вовсе не за поглядки. Питы были подъедены так же, как блинчики, и мне пришлось срочно заводить вторую партию булочек и лукового салата.

День промчался быстро - промелькнул, и не заметили. И уже в сумерках мы с Жонкелией накрыли стол для ужина, позвав наших работников, и начали готовиться ко сну.

Покормить собаку, запереть куриц, а потом запереться в комнате, потому что внизу теперь ночевали двое преступников.

Преступников!.. Я опять засомневалась, правильно ли поступили мы с мамашей Жо, но когда по дому дружно раскатился храп в формате трио, я махнула рукой на свои страхи. Если в этом местечке бояться всего, чего нужно бояться нормальному человеку - так и спятить недолго.

До полуночи я проворочалась в постели, прислушиваясь и к храпу, и к плеску воды, и к скрипу колеса, а потом тихонько слезла с кровати, обулась и накинула на плечи шаль -прямо поверх ночной рубашки. Не слишком на улице холодно, не замерзну. А кто будет говорить, что разгуливать в таком виде честной вдове не к лицу, то пусть замолчат. В эту рубашку можно было завернуть троих таких, как я, сшита она была из мягкой, но толстой ткани, и с таким же успехом я могла надеть мешок из-под муки.

Вызывать моргелютов через окно я побоялась, поэтому вышла из дома и спустилась к мельничному колесу.

Тихонько посвистывая, я высматривала на поверхности озера водяных, но ничего не видела. На небе - ни звездочки, темнотища, и только лопасти колеса колотили по воде - шлеп, шлеп, шлеп. Сонно и лениво брехнул пёс, даже не потрудившись высунуть нос из конуры. Я посвистела ещё, потом шепотом обругала моргелютов, которые лазают где не следует, и собралась возвращаться, как вдруг увидела кое-что странное - свет в голубятне.