Мельница

— Разойдись! Нет опасности! — рявкнул Куявский, заметив приближающуюся группу кметов с дубинами и косами, которых вёл Сбышек. — У страха, что б его, глаза велики!

— Вот будет смешно, — заметил Вальтер, — если о таком чудном старом рыцаре, что видит вместо мельниц великанов, кто-нибудь сочинит роман!

— Такую глупость, разве что где-то на юге могут придумать, где воздух и вино пьянят не хуже удара палицей в голову, во Франции или Кастилии, — усмехнулся Куявский. Затем, посерьёзнев, добавил: — Если я стану таким же блаженным на старости лет, пусть меня лучше прирежут, чем быть посмешищем.

И Вальтер, пусть и нехотя, с ним согласился, ибо случалось ему видеть немощных стариков и старух, не помнящих день вчерашний, не узнававших собственных детей, не способных самостоятельно есть и ходить по нужде, вынужденных постепенно умирать в полузабытье, терпя при жизни муки, что по словам святых отцов ждали грешников в чистилище. Он и сам бы согласился принять смерть, чем жить в мучении. И всё же сейчас нелепый старик-рыцарь забавлял его. Впервые за долгое время он смог подумать о чём-то, кроме стройки и механизмов.

Все две недели до начала жатвы инженер и его помощники трудились особенно ретиво. Миновал Прокопиев день, кметы взялись за жатву. На окрестных полях с восхода работал простой люд, а в воскресенье понесли селяне первые снопы в ближайшую церковь освящать, чтобы потом развесить колосья по хатам. Верили, что это принесёт сытую зиму. Некоторые снопики оставляли брошенными в поле. Потом Вальтер узнал, что так делали в тех семьях, где в минувший год был покойник. «Пусть и мыши помянут», — говорили кметы. Сам же инженер совершенно не понимал, зачем плодить мышей, но со своим разумением не лез.

Погода стояла сухая, так что урожай собрали быстро. Зерно молотили и ссыпали в большие мешки и бочки. Вальтер, каждый день наблюдая, как суетятся хуторяне, запасая зерно, и сам торопился, налаживая все механизмы. Мельница то начинала вращать свои огромные крылья, то останавливалась, и тогда слышался стук молотка или топора, визгливое гудение пилы и брань мастеровых.

Всё же мельница была готова в срок. Пан Куявский приехал со всей семьёй посмотреть на «чудо-махину», что немец в три месяца построил. Кметы приехали с окрестных деревень на телегах, гружёных зерном. Вальтер лично показывал пану и его родне, как действуем мельница. Он рассказал и о механизмах, что позволят молоть и крупу, и муку, в зависимости от того, что нужно каждому крестьянину. Показывал вращение башенки и крыльев, как работает тормоз, как поднимаются и опускаются на лопастях паруса. Мельница заработала, вращая огромными крыльями сначала степенно, а потом всё больше набирая обороты под порывами ветра, бившегося в прочную ткань. Вальтер хвастал и тем, что башенка на крыше может быстро и легко повернуться на любую сторону по кругу, чтобы поймать ветер даже если он вдруг изменится.

Жернова неутомимо перемалывали зерно. За день кметы смололи всё, что привезли. Куявский был доволен, одарив Вальтера тремя десятками тевтонских марок, превысив на четверть обещанную награду. Лишь старый Войцех был угрюм, повторяя, что не нужно гневить Бога и искушать людскую зависть.

— Построили бы простую мельницу, без премудростей, беды бы не знали, — ворчал он, забирая мешки с мукой.

— Полно причитать, отец, — осаживал его старший сын. — Мы бы эту муку без мельницы неделю ждали, а теперь за полдня управились!

Войцех только качал головой.

С вечера того дня мастеровые и пан инженер пировали и веселились, тратя заработанное на мёд и жареную дичь.

— Оставь мне чертежи этой мельницы, — попросил Куявский Вальтера. — Ты уедешь, а я, если нужда будет, ещё таких мельниц понастрою.

— Так я ж на что? Я же и строил! — возмущался захмелевший Клюгехаммер.

— Всякий раз тебе по полсотни марок платить — разориться можно! — засмеялся Куявский.

И Вальтер остался в шляхетском замке ещё на несколько дней. Чертежи давались ему не просто, так как постоянно он хотел что-то улучшить, исправить, а для этого пару раз перебирал свой макет. Пергаменты, которые дала жена хозяина, та самая дородная дама, что прислуживала за столом, Вальтер быстро исписал, не добравшись в своих записях до сути. Когда вновь потребовался пергамент, хозяйка только развела руками. Пан же настаивал, чтобы чертежи обязательно были сделаны со всеми подробными пояснениями.

Пришлось Вальтеру отправиться аж в Торунь, чтобы добыть пергамент или плохонькую бумагу, которую купцы из Нюрнберга продавали втридорога. Эта немецкая бумага не шла ни в какое сравнение с тем, что делали в италийском городе Фабриано. Такую бумагу он держал в руках, когда учился в университете Оксфорда. «Вот бы попасть в Фабриано или Перуджу, накупил бы бумаги столько, чтоб на десять библий хватило! Хоть крылья изобретай», — думал он, проделывая долгий путь до Торуни.