Мельница

— В телеграмме вы сообщили только о том, что приступили к исполнению обязанностей?

— Да.

— Простите, а не будет ничего предосудительного, если вы окажете мне честь и добавите в своей телеграмме, что я полностью оправился от недомогания?

Молодой человек с удивлением поднял глаза на каймакама.

— Разве в этом, есть необходимость? В своей телеграмме вы, разумеется, написали об этом?..

— Да-да… Но если бы и вы подтвердили… Конечно, ежели в этом нет ничего предосудительного… А если у вас возникают сомнения, что подобное сообщение могут расценить как не входящее в вашу компетенцию… — Лоб несчастного каймакама покрылся капельками пота.

Эшреф рассмеялся.

— Ну что вы, эфенди, конечно, нет. Что может быть в этом предосудительного?

Он вытащил бумагу из-под чернильницы, с прежней расторопностью сделал приписку, а затем, придвинув стул, сел у другого края стола, как раз напротив Халиля Хильми-эфенди, — служебное кресло, таким образом, оказалось между каймакамом и его помощником, как некий еще не разрешенный вопрос. Печать, словно кусок раскаленного железа, обжигала пальцы Халиля Хильми-эфенди. Бедняге было чрезвычайно трудно расстаться с ней, однако, превозмогая свои чувства, он протянул ее Эшрефу и сказал:

— Пожалуйста.

— Что это? Ах, печать… я после возьму ее. Я даже не знаю, где буду сидеть.

— Ваше место здесь. Я заберу отсюда кое-какие вещи и уйду.

— Нет-нет! Ни в коем случае! Еще неизвестно, сколько я здесь пробуду. Может быть, даже завтра…

Однако тут же Эшрефу захотелось осмотреть здание управы. Он поднялся на второй этаж, вскоре вернулся и заявил:

— Ну что ж, конечно, разрушено, но не безнадежно… Я сказал, чтоб в коридоре прибрали. Завтра к обеду, надеюсь, будет готово.

— Мне думается, наверху еще опасно находиться.

— Нет, что вы. Все, что должно было обвалиться, уже обвалилось. А впрочем, в таких делах я всегда полагаюсь на бога. Знаете: какова божья воля, такова и наша доля, или, как говорится: коль придет напасть, так хоть вовсе пропасть.

— Право, уж не вам говорить об этом! — не выдержав, сказал Халиль Хильми-эфенди и с горечью усмехнулся.

— Да и будет ли у меня время сидеть здесь?

Тут Халиль Хильми-эфенди заметил, что Эшреф все время играет фотоаппаратом. Он не мог точно припомнить, но, кажется, помощник брал его с собой наверх.

С некоторых пор каймакам не доверял фотоаппаратам и побаивался их, — впрочем, так же, если не больше, не доверял он и перьям… Но то, что написано пером, еще можно объяснить, а вот фотографии!.. Против них человек бессилен.

Халиль Хильми-эфенди ничего не понимал в фотоаппаратах и фотографировании и не мог знать, что в на ступивших сумерках снимать нельзя, не говоря уж о: том, что у Эшрефа впереди достаточно времени, чтобы на фотографировать вволю. Его чрезвычайно волновал вопрос, делал ли Эшреф снимки, пока ходил наверх.

«Ты только погляди, в каком состоянии особняк уездной управы!»

«Будьте справедливы, господа! Разве я в этом виноват? Что я мог сделать, если землетрясение ниспослано всевышним?!)

«Какое землетрясение?…Не ты ли всего несколько дней назад в своей докладной отрицал его? Ты официально заверял, что в городе никаких разрушений нет, а про это здание и словом не обмолвился. А что делается в коридоре на верхнем этаже? Грязи по колено! Неужто не мог приказать, чтобы хоть обломки убрали? За целую неделю не удосужился отдать распоряжение подмести наверху!.. Вот посмотри! Пришел чужой человек и в мгновение ока распорядился, и у него даже сомнения нет, что завтра, к обеду, все будет сделано…»

«Но ведь я-то был болен и ранен к тому же…»

«Странно! А разве не ты в телеграмме — еще чернила не успели просохнуть! — сообщил, что здоров и никаких препятствий к выполнению тобой служебного долга не имеется? Или, может быть, кто-то за тебя пишет все эти фальшивые докладные и телеграммы?..»

Эшреф и не предполагал, что в мыслях несчастного Халиля Хильми-эфенди происходит столь драматический диалог, и болтал о каких-то пустяках. Наконец он взглянул на часы и быстро встал.

— О!.. Я задержался. Пойду разыщу своих товарищей. Ведь я еще не знаю, где придется ночевать. Наверно, надо было поставить палатку? А пока, с вашего разрешения…

XVI. ПАРТИЯ ХАЛИЛЯ ХИЛЬМИ-ЭФЕНДИ

Поскольку официально каймакам находился на положении больного, доктор Ариф-бей считал своей непременной обязанностью каждое утро навещать его. Но, узнав, что в составе окружной комиссии прибыл чиновник, имеющий предписание исполнять должность каймакама, он поспешил нанести визит Халилю Хильми-эфенди еще вечером и нашел его лежащим в постели.

Весть о приезде заместителя каймакама моментально распространилась по городу. И почти все — как, впрочем, и сам Халиль Хильми-эфенди — увидели в этом безошибочный признак перемен в руководстве. И, надо сказать, многие даже обрадовались. Однако немало нашлось и таких, кто жалел каймакама или же считал его смещение невыгодным для себя, — среди них, конечно, был доктор Ариф-бей.

— Какая подлость! Бога не боятся! — вскричал Ариф-бей, входя в комнату.