Мельница

Если бы! Но нет, это все неправда.

Халиль Хильми-эфенди никак не мог прийти в себя: значит, у мутасаррифа нет дочери, значит, рассказ о том, что мутасарриф выдал за Эшрефа свою дочь, — выдумка от начала до конца!.. А если это выдумка, то и назначение Эшрефа каймакамом в Сарынынар вместо него… О, боже!..

В это время в дверь несколько раз постучали, потом она медленно приоткрылась, и в щель просунулась голова хозяина дома, Решит-бея.

— Эфенди, я так был взволнован, так обеспокоен, когда узнал, что вашей милости нездоровится… Дай, думаю, загляну, может, вашей милости угодно отдать какие-нибудь распоряжения…

— Что вы, что вы, эфенди, право же, не беспокойтесь… Мне даже неловко.

— Это наш долг, эфенди, наша обязанность. Ваша милость — наш уважаемый гость, наш заступник.

— Входите, пожалуйста, в комнату.

— Не смею вас беспокоить.

— Какое тут беспокойство, входите, входите, дорогой мой.

Решит-бею, без сомнения, было известно, что у мутасаррифа находится каймакам, что они уединились и ведут разговор с глазу на глаз, но он все-таки не удержался и, сгорая от любопытства, заглянул в комнату. Теперь он делал вид, будто ничего не знал и зашел совершенно случайно.

— Ах, если бы я мог подумать, что у вашей милости бей-эфенди, ни за что не стал бы вас беспокоить, — продолжал он.

— Бог с вами, что вы… входите, пожалуйста, садитесь…

Председатель городской управы в нерешительности остановился посреди комнаты.

— С вашего позволения… Но ведь вы заняты! Разрешите удалиться, не смею вам мешать, — сказал он и, еще раз убедившись, что Хамид-бею ничего не нужно, и, приказав слуге сменить воду в графине, которая, наверно, успела согреться, вышел из комнаты.

XXIV. ПОГОДА МЕНЯЕТСЯ

Едва закрылась дверь за председателем управы, ветер подул с другой стороны. Хамид-бей вдруг понял, что дружеская беседа с каймакамом затянулась, и сразу посуровел. Пальцы его по привычке стали искать пуговицу на воротничке рубашки и, не найдя ее, застегнули пуговицу пижамы.

— Однако вернемся к нашим делам, каймакам-бей, — сухо сказал мутасарриф.

Халиль Хильми-эфенди все еще улыбался счастливой улыбкой — так он был рад удивительной новости, что у мутасаррифа не оказалось детей. Но, услышав слова Ха- мид-бея, сразу пришел в себя, сдвинул ноги и сложил руки на коленях, подобно школьнику, оказавшемуся перед экзаменатором.

— Не знаю, что и сказать, господин мутасарриф, — произнес он и замолчал.

Говорить друг другу было нечего, и тут, наверное, им следовало бы распрощаться и разойтись. К сожалению, сделать это было невозможно!..

Хамид-бей возвел глаза к потолку, подумал и сказал:

— Во всяком случае, ясно одно: дела обстоят скверно, каймакам-бей. Получив несколько тревожных сообщений, оказавшихся впоследствии ложными, мы были крайне обеспокоены и послали к вам комиссию для оказания помощи. Стамбульские газеты, в свою очередь, раздули полученные ими сообщения, вследствие чего в стране возникло мнение, будто в Сарыпынаре камня на камне не осталось. А на самом деле? Это же буря в стакане воды! Иначе не назовешь… Да, дела обстоят из рук вон плохо. Думаю, вы и сами не станете отрицать этого, каймакам-бей?

Халиль Хильми-эфенди по личному опыту знал, чем может обернуться в подобных случаях нечаянно выскочившее «да!» или «нет!». Он судорожно проглотил слюну, развел руками и изобразил на лице неподдельное огорчение, которое могло означать только одно: «Такова, видно, судьба!»

— Правда, вы были ранены и не могли исполнять свои служебные обязанности, однако…

— Точно так, господин мутасарриф. Согласно диагнозу нашего доктора, я, можно сказать, подвергся смертельной опасности. Господь свидетель: несколько дней я был совсем не в себе!..

— Между тем не вы ли в своей телеграмме сообщили, что с вами ничего серьезного не случилось?

— Но ведь сие как раз и указывает на то, что я не ведал, что творю. У меня даже мысли не возникало, что ранение может помешать мне исполнить служебный долг,

Несмотря на жар и сильные боли во всем теле, я объехал город и окрестные деревни…

Последовало еще несколько ничего не значащих вопросов и таких же ответов.

Халиль Хильми-эфенди делал все, чтобы застраховать себя: он неназойливо подчеркивал положительные стороны своей деятельности, а недостатки и промахи сваливал на болезнь, которая, в свою очередь, подтверждалась заключением уездного врача.

Сознавая, что все эти пустые разговоры ни к чему не приведут, мутасарриф начал злиться. Надо заставить каймакама признать вину!.. Иначе губернатор всю вину возложит на него. Этот иттихадист — мастер находить виноватых. Да и должен в конце концов быть козел отпущения, которому полагается нести наказание за все учиненные безобразия.

Господи, до чего ж тяжело! Проникнуться к каймака- му чувством симпатии и тут же хватать его за шиворот и вести на расправу. Просто удивительно: впервые за четыре года он встретил в Анатолии человека, который ему приятен, и теперь он должен собственной рукой затянуть петлю на его шее!.. Тьфу ты, пропасть! Но что остается делать? Служба есть служба!..