Мельница на Флоссе

— У него всю ночь болела голова, но он не жаловался, что ему стало хуже. Он только вдруг сказал: «Бесси, позови детей. Скажи им, чтоб они поторопились».

Едва начинало светать. В своих холодных спальнях Мэгги и Том поспешно накинули платье и почти одновременно подошли к комнате отца. Отец ждал их: лицо его искажала гримаса боли, но в тревожном взгляде светилось сознание. Миссис Талливер, испуганная, дрожащая, стояла в ногах кровати, лицо ее казалось измученным и постаревшим — ведь она почти не спала в эту ночь. Мэгги первая подбежала к постели, но отец обратил глаза к Тому, который подошел и стал с ней рядом.

— Том, сынок, думается мне, я больше не встану… Этот мир был мне не по силам, но ты сделал, что мог, чтобы со всеми сквитаться. Пожми мне еще раз руку, сынок, пока я не ушел от вас.

Отец и сын соединили руки и мгновение глядели друг на друга. Затем Том сказал, стараясь, чтобы голос его звучал твердо:

— Нет ли у тебя какого-нибудь желания, отец, которое я мог бы выполнить, когда…

— Да, сынок… Постарайся откупить нашу мельницу.

— Хорошо, отец.

— И твоя мать… Постарайся загладить перед ней мою вину… И вот еще дочка…

Отец обратил взор на Мэгги, и в его взгляде еще сильнее проступила тревога, а она опустилась на колени, чтобы быть ближе к дорогому, изборожденному морщинами лицу того, кто в течение долгих лет был для нее предметом глубочайшей любви и источником тягчайших испытаний.

— Ты должен позаботиться о ней, Том… Не тревожься, моя дочушка… Придет кто-нибудь, кто будет любить тебя и не даст тебя в обиду… И ты должен быть хорош с ней, сынок. Я был хорош со своей сестрой. Поцелуй меня, Мэгги… Полно, Бесси… Ты уж постарайся, наскреби на кирпичную могилу, Том, чтобы мы с матерью могли лежать рядом.

Сказав это, он отвел от них взгляд и несколько минут лежал молча, а они стояли, глядя на него, не осмеливаясь шевельнуться. Уже наступило утро, и они видели, что лицо его становится все более тяжелым, взор все более тусклым. Наконец он посмотрел на Тома и сказал:

— Я своего дождался — отстегал его. Это было только справедливо. Я всегда хотел справедливости.

— Но, отец, милый отец, — воскликнула Мэггп в невыразимом волнении, пересилившем даже се горе. — Ты ведь прощаешь его… ты всех теперь прощаешь?

Он не перевел на нее взгляда, но ответил:

— Нет, доченька. Я не прощаю его… При чем тут прощение? Я не могу любить негодяя…

Голос его стал глуше; но он хотел еще что-то добавить и вновь и вновь шевелил губами, силясь заговорить. Наконец слова с трудом проложили себе путь:

— Разве всевышний прощает мошенников?.. Но коли и так, он все равно будет милостив ко мне.

Руки его беспокойно задвигались, точно он хотел сбросить давящий его груз. Два или три раза с губ его сорвались отрывочные слова:

— Этот свет… не под силу… честный человек… мудреный…

Скоро слова превратились в невнятное бормотание; глаза померкли; затем воцарилось безмолвие.

Но не смерть. Час, или даже больше, грудь его вздымалась, слышалось громкое хриплое дыхание; но постепенно оно становилось медленнее, а лоб его покрылся холодным потом.

Наконец наступила полная неподвижность, и бродившую в потемках душу бедного Талливера навеки перестала тревожить мучительная загадка жизни.

Сразу прибежали, чтобы помочь, Люк с женой; приехал доктор Торнбул, но, увы, слишком поздно, — их всех опередила смерть.

Том и Мэгги вместе сошли в комнату, где стояло опустевшее кресло отца. Глаза их обратились в ту сторону, и Мэгги сказала.

— Том, прости меня… не будем никогда ссориться.

И они прильнули друг к другу, и слезы их смешались.

Книга шестая Великое искушение

Глава I ДУЭТ В РАЮ

Прекрасно обставленная гостиная, где стоит открытый рояль и за окнами виднеется сад, отлого спускающийся к лодочной пристани на берегу Флосса, принадлежит мистеру Дину. Грациозная маленькая леди в трауре, склонившая светло-каштановые локоны над вышиваньем, которым заняты ее прилежные пальчики, — это, конечно, мисс Люси Дин, а блестящий молодой человек, нагнувшийся, чтобы щелкнуть ножницами под самым носом у миниатюрного кингчарлза,[82] примостившегося на туфельке этой юной леди, — не кто иной, как мистер Стивен Гест. Его бриллиантовый перстень, и аромат розового масла, и беспечно праздный вид в двенадцать часов дня являют собой изящное и благоуханное доказательство процветания маслобойной фабрики и самой крупной судовой верфи Сент-Огга.

На первый взгляд проделка с ножницами кажется весьма невинной, но вы со свойственной вам проницательностью тотчас же догадаетесь, что здесь таится некий замысел, делающий честь этому высоколобому и длинноногому молодому человеку: как видите, Люси понадобились ножницы, и она нехотя откинула назад локоны, подняла мягкие карие глаза и, подарив кокетливой улыбкой того, чье лицо находится почти на уровне ее колен, сказала, протягивая розовую, как раковина, ладонь:

— Верните мне, пожалуйста, ножницы и, если вы способны пожертвовать своим удовольствием, перестаньте дразнить мою бедную Минни.