Мельница желаний

Тун рассеянно кивнул, как будто подтвердил — так и есть.

В вежу вошли три богато одетые старухи, принесли еду: тонко нарезанную вяленую оленину, тюлений жир с толченой морошкой и брусникой, копченую морскую рыбу. В точеной деревянной миске плескалось еще теплое оленье молоко. Тун на все эти яства едва взглянул.

— Это я есть не стану, — сказал он. — Мне нужна свежая кровь.

— Что? — перепугались старейшины. — Кровь?

— Я весь день летел, от рассвета до заката, и завтра предстоит столько же. Как мне иначе восстановить силы? — спокойно объяснил тун.

Взглянул на миску с молоком и отмерил ладонью половину:

— Вот столько свежей человечьей крови. Я сейчас лягу спать, перед рассветом разбудите. Когда проснусь — чтоб была. Да смотрите, чтобы не загустела!

Окинул насмешливым взглядом побелевшие лица.

— Всем ясно?

— Да, господин. Не надо ли ездового оленя, запас пищи в дорогу? — собрав все силы, спросил Ише. — Не прислать ли девицу размять плечи и согреть ложе?

Тун брезгливо поморщился.

— Ничего не надо, а девицы ваши провоняли дымом. Разбудите меня перед рассветом. И чтобы кровь была. Иначе, — глянул хищно, — я ее сам добуду. Ступайте.

Старейшины, пятясь, поползли к выходу. Смирившийся с неизбежным Ише как раз начал прикидывать, сколько здоровых молодых мужчин стойбища понадобится, чтобы без ущерба нацедить необходимую миску крови, когда тун обратился к нему:

— А ты, старик, останься. Я еще с тобой не закончил. И спросил, голосом вгоняя старейшину в дрожь:

— Где Йокахайнен? Почему не пришел меня поприветствовать?

Ише мгновение колебался, не соврать ли, что сын в отъезде, но не рискнул и, обмирая, что-то забормотал про обычаи, почетных гостей и негодных мальчишек…

Тун отмахнулся:

— Тащи его сюда. Старейшина выскользнул из вежи, и вскоре вместо него вошел молодой саами — невысокий, худой, с длинными черными косами и дерзкими узкими глазами.

— Что, хотел спрятаться от меня, ничтожный раб? — зловеще спросил тун.

— Прости, господин, сын должен слушаться отца, а отец велел мне сюда не соваться.

— И ты так бы и сидел в своей веже, пока я не улетел?

— Я сыграл бы на кантеле — ты бы услышал.

— Да я и так тебя учуял еще на подлете. К тому же я знал, что тебя здесь застану, потому и сделал крюк до вашего стойбища.

— Счастлив снова видеть учителя. Приветствую, господин мой Рауни.

Саами поклонился с преувеличенным смирением. Тун хмыкнул, перешагнул через очаг и хлопнул его по плечу.

— Давно не виделись, Йо. Садись сюда, есть разговор…

Когда Йокахайнен вышел из отцовской вежи, на улице уже давно стемнело. Юноша потянулся, посмотрел в усыпанное звездами небо. Над горизонтом парил предок рода, Могучий Ворон Тьмы, глядя на тундру желтым глазом — луной. За площадкой, где поднимались в темноту рогатые столбы, посвященные покровителю и прародителю всех саами Мяндашу, оленю-оборотню, мелькнул свет. Кто-то откинул полог вежи и махал ему рукой, подзывая жестами:

— Эй, иди сюда!

В дальней веже с нетерпением поджидали старейшины.

— Ну что, я не ошибся? — приглушая голос, спросил Ише. — Это Рауни, сын Хозяйки Похъёлы? Тот, что учил тебя рунному пению?

— Он самый.

— Сказал, что ему здесь надо?

— Здесь — ничего. Он летит на юг, в земли карьяла. Старейшины несколько мгновений молчали, переваривая новость.

— Стало быть, наши нойда не ошибались, — проскрипел один из них. — Границы больше нет.

— Граница тает, как лед в начале лета, — кивнул нойда. — Пока еще держится, но трещин все больше — вот-вот лопнет…

— Да подожди ты со своими трещинами, — оборвал его Ише. — Зачем Рауни собрался к лесовикам? Почему так срочно и скрытно? Он гонец? К кому?

— Нет, не гонец, — сказал Йокахайнен. — Как я понял, его послали кого-то убить.

Эта новость надолго погрузила стариков в задумчивое молчание.

— Раз Лоухи послала на такое дело собственного наследника, — прошамкал самый старый, — значит, дело это очень серьезное…

— Почтенные, — вмешался Йокахайнен, — я предлагаю дождаться завтрашнего утра. Не хочу вас пугать, но тун способен нас услышать, даже если мы уйдем в холмы.

— Мой сын мудр не по годам, — поддержал его Ише. — Пусть сначала улетит тун.

Предрассветное небо было холодно-розовым, бурая трава поседела от инея. Тун вышел на край стойбища и остановился. Саами, робко и почтительно следовавшие за ним шагах в двадцати, столпились у последней вежи.

— Ну, где кровь?

Ише выступил вперед, с поклоном протянул туну бурдючок. Тун принюхался, одобрительно кивнул и выпил его содержимое одним длинным глотком. Когда он обернулся, чтобы отдать бурдючок, все невольно отшатнулись — как есть утчи! Нос заострился, как хищный клюв, лицо сузилось, кожа стала чешуйчатой, словно змеиная. С громким хлопком тун выпустил и распахнул крылья. В тот же миг над горизонтом показался край солнца. Свет ударил в глаза саами, а в следующий миг путника уже не было — только в небо плавно поднималась огромная птица, тяжело взмахивая крыльями. Саами провожали туна взглядом, пока он не превратился в далекую точку в розовом небе. Тогда старейшина выпрямился и перевел дух.

— Улетел!

Никто не ответил. Саами развернулись и побрели обратно в стойбище.