Мельница желаний

— Не пойму, что нашло на мать, — говорил Ахти, пробираясь сквозь толпу, — в одной руке сушеная рыбина, в другой берестяной туесок с пивом. — Когда мы собирались плыть через озеро, она мне ни слова не сказала, а сейчас вся извелась, прямо места себе не находила. Пришлось поклясться, что я не буду провожать тебя до Калева. Однако насчет деревни Сарелайнен она ничего не говорила! Так что я, пожалуй, провожу тебя до Заельников и помогу найти этого старого колдуна, как его там…

— Тиира.

— До тех мест не больше двух дней пешего пути, а верхом и вовсе за полдня доберемся. Прежде чем закончится торг, я успею вернуться и привести обоз обратно, как будто и не уходил никуда… Глянь-ка на вон ту палатку, Ильмо! Как тебе знахарь?

— Я к нему уже подходил, — мрачно отозвался Ильмо. — И к другим тоже. Стоит только сказать, что я охотник, как эти «колдуны» шарахаются от меня, как от оборотня. Никто не хочет связываться! «Добрые люди нынче в Тапиолу не ходят!» — передразнил он важного знахаря, послав в его сторону зловещий взгляд исподлобья. Тот побледнел и задернул полог палатки. — Один «хранитель имен» предложил купить набор заговоренных наконечников для стрел из медвежьей кости, а кость-то фальшивая. Другой взялся десять раз вырезать на самостреле руну «пепел», а третий вообще посоветовал не дразнить хийси и заняться землепашеством. Не могу понять — при чем тут руна «пепел»?

— О, смотри! — Ахти махнул рыбьим хвостом куда-то вперед. — Уж не заельчане ли там?

Впереди лотки расступались в стороны, кольцом окружая вытоптанный луг, где от людей яблоку негде было упасть. В толпе глазастый Ильмо высмотрел кучку мужчин. Судя по их одежде и оберегам — вплетенным в волосы синим перьям сойки, — это действительно были рыбаки из рода Сарелайнен. Впрочем, их и внешне было сложно с кем-то спутать — заельчане, с их белесыми выпученными глазами, считались самыми некрасивыми из карьяла.

Заельчане между тем собирались вот-вот исчезнуть в толпе. Ахти, недолго думая, заорал:

— Эй! Земляки!

На него со всех сторон зашипели. Ахти, не обращая внимания, проталкивался вперед, Ильмо едва за ним успевал. Пробившись скозь плотную толпу и оттоптав множество ног и рук сидящим на траве, они неожиданно очутились на просторной пустой поляне.

— Рунопевец! — оглядевшись, громко прошипел Ильмо и дернул Ахти за руку. Хозяин Лосиного острова шлепнулся на траву, Ильмо быстро опустился рядом — как и десятки окружавших его людей.

Посередине луга, в кольце слушателей, восседал на колоде сказитель. Рядом с ним пристроился ученик, тоже с кантеле в руках. Над затихающей толпой плыли мягкие, гудящие звуки, что издают натянутые на рыбью кость оленьи жилы.

Бродячие рунопевцы-сказители не были чародеями в обычном смысле. Их не просили заговорить болезнь или вырезать оберег. Это было особое искусство, под покровительством Унтамо-Сновидца — добровольное предпочтение тех, кто, обладая колдовской силой, ничего не хотел менять в этом мире. Сказителей, впрочем, на всякий случай тоже боялись. К тому же их считали предсказателями.

А этот сказитель был еще и чужак, саами, — седой, маленький, с редкой длинной бородой. Пел он, однако, на языке карьяла, которым владел как родным. Когда Ильмо и Ахти выбрались в первые ряды, он как раз закончил очередную песнь — длинную кровожадную саамскую сказку — и теперь отдыхал, тихо перебирая струны. Когда умолк последний звук, толпа зашумела. Никто не встал и не ушел, наоборот, слушатели все прибывали.

— А теперь что-нибудь про карьяла! — послышалось со всех сторон.

Саами задумчиво обвел взглядом поляну — и вдруг его взгляд остановился на Ильмо. Рунопевец-северя-нин смотрел на его медные волосы так пристально, что и другие начали оборачиваться. «Чего это он?» — с тревогой подумал охотник, некстати вспомнив свой давешний сон.

— Потомок Калева! — звучно произнес саами. Теперь на Ильмо смотрели уже все.

— Не хочешь ли услышать песню о своем славном предке и его подвигах?

Больше всего Ильмо хотелось куда-нибудь исчезнуть. Но тут в его сознании молнией пронеслись насмешливые слова Кюллики, укорявшие его в невежестве и незнании родства, и Ильмо, больше не раздумывая, выпалил:

— Хочу!

Прочие слушатели загомонили. Слушать про чьего-то предка хотелось не всем.

— Что еще за Калева такой? — спросил какой-то купец из южных карьяла. — Чем он прославлен? Вяйнемейнена мы все знаем, а этого — нет!

Старый саами усмехнулся в жидкие усы, откашлялся и положил пальцы на струны.

— Это будет песня о том, как предки карьяла сражались с Похъёлой.

На лугу мгновенно установилась тишина. Саами и его ученик встали, взялись за руки, и хором пропели руну Начала:

— Внемлите, боги, Песни рождению! Внемлите, люди, Древнего рода преданью! Восславим героев, Что ходили на север, В темные земли Похъёлы, Не убоявшись Трех Хийси, Слуг Хозяйки Лоухи, Стражей Границы!

Потом ученик сел, взял в руки свое кантеле и негромко заиграл, а старичок-саами остался стоять и заговорил нараспев:

— Вы уже услышали саамскую песню о Радиэне, одолевшем вечную ночь, и Вороне, укравшем солнце.