Мельницы богов

Мэри совсем не так представляла себе разговор с Роджерсом.

– Не знаю… Мне надо подумать.

– Я останусь здесь до утра, – сказал Роджерс. – Я буду в мотеле «Ол сизонс». Поверьте, миссис Эшли, я понимаю, что вам нелегко принять решение. Но эта программа важна не только для президента, она важна для всей страны. Подумайте, пожалуйста.

Когда Стэнтон Роджерс ушел, Мэри поднялась наверх. Дети не спали, ожидая ее.

– Ну что, ты согласилась? – спросила Бет.

– Мне надо с вами посоветоваться. Если я соглашусь, это значит, что вам придется расстаться со школой и со всеми вашими друзьями. Вам придется жить в чужой стране, языка которой вы не знаете, и ходить в чужую школу.

– Мы с Тимом уже говорили об этом, – сказала Бет, – и знаешь, что мы решили?

– Что?

– Что любая страна будет счастлива иметь такого посла, как ты, мама.

Той ночью она опять разговаривала с Эдвардом: «Ты бы только послушал его, дорогой. Такое впечатление, будто я действительно нужна президенту. Хотя есть миллион людей, которые сделают эту работу лучше меня, все равно приятно. Ты помнишь, как мы думали, насколько будет здорово? Ну вот, у меня опять есть шанс. А я не знаю, что мне делать. Сказать по правде, я боюсь, ведь здесь наш дом. Как я могу оставить его? Здесь мне все напоминает тебя. Это все, что осталось от тебя. Помоги мне. Пожалуйста». Она почувствовала, что плачет.

Сидя в ночной рубашке возле окна, она смотрела на деревья, качающиеся от ледяного ветра.

На рассвете она приняла решение.

В девять утра Мэри позвонила в мотель «Ол сизонс» и попросила позвать Стэнтона Роджерса.

Услышав его голос, она сказала:

– Мистер Роджерс, передайте, пожалуйста, президенту, что я сочту за честь принять его предложение.

Глава 11

«Эта красивее, чем все остальные», – подумал охранник. Она совсем не была похожа на проститутку. Скорее на актрису или фотомодель. Лет двадцати, с длинными волосами и светлой кожей. На ней было красивое платье.

Лев Пастернак сам пришел, чтобы проводить ее в дом. Ее звали Бисера, и она была из Югославии. От вида такого количества охранников ей стало не по себе. Все, что Бисера знала, так это то, что ее сутенер дал ей билет в оба конца и сказал, что за час работы ей заплатят две тысячи долларов.

Лев Пастернак постучал в дверь спальни, и голос Грозы ответил:

– Заходите.

Пастернак открыл дверь и пропустил девушку вперед. Марин Гроза стоял рядом с кроватью. На нем был халат, но девушка видела, что под ним ничего не было.

– Это Бисера, – сказал Пастернак. Имени Грозы он не назвал.

– Добрый вечер, дорогая. Проходи.

Пастернак вышел, тщательно закрыв за собой дверь, и Марин Гроза остался наедине с девушкой.

Она подошла к нему и соблазнительно улыбнулась.

– У тебя здесь так уютно. Давай я разденусь, чтобы было еще лучше. – Она принялась снимать платье.

– Нет. Не раздевайся, пожалуйста.

Она удивленно посмотрела на него:

– Разве ты не хочешь…

Гроза подошел к шкафу и вытащил оттуда хлыст:

– Вот что я хочу.

Понятно. Ему хотелось почувствовать себя рабом. Странно. Он совсем не походил на такой тип мужчин.

«Кто их поймет?» – подумала Бисера, а вслух сказала:

– Конечно, милый. Если тебя это заводит…

Марин Гроза снял халат и повернулся к ней спиной. От вида его израненного тела ей стало не по себе. Вся спина была покрыта зарубцевавшимися шрамами. В его глазах было нечто такое, что поразило ее, а когда она поняла, что это было, она поразилась еще больше. Это была печаль. Этот человек страдал от невыносимой боли. Зачем он хотел, чтобы его отхлестали? Она смотрела, как он подошел к стулу и сел на него.

– Сильно, – приказал он. – Бей меня очень сильно.

– Ладно. – Бисера взяла длинный хлыст. Она и раньше сталкивалась с проявлениями садомазохизма, но здесь было что-то такое, чего она не понимала. «Это не мое дело, – подумала она. – Главное, получить деньги и домой».

Она размахнулась и ударила хлыстом по его спине.

– Сильнее, – простонал он. – Сильнее.

Он корчился от боли всякий раз, когда хлыст опускался на его спину. Раз… Еще раз… Еще и еще… Все сильнее и сильнее. Видение стало появляться перед глазами. Сцены изнасилования его жены и дочери. Хохочущие солдаты со спущенными штанами переходили от женщины к ребенку, ожидая своей очереди. Когда хлыст терзал его тело, он снова услышал умоляющие крики жены и дочери, становившиеся все слабее и слабее. Скоро их окровавленные тела неподвижно замерли на полу.

– Сильнее, – застонал Гроза.

При каждом ударе он чувствовал в паху лезвие ножа, когда его кастрировали. Он еле дышал.

– Позови… – Голос сорвался. Легкие были парализованы.

Девушка остановилась.

– Эй! С тобой все в порядке?

Она увидела, как он рухнул на пол, его открытые глаза смотрели в никуда.

– На помощь! На помощь! – закричала Бисера.

Лев Пастернак вбежал с пистолетом в руке. Он увидел лежащее на полу тело.

– Что случилось?

Бисера билась в истерике:

– Он умер! Он мертв! Я ничего не делала. Я только хлестала его, как он просил. Клянусь!

Живший на вилле врач появился через несколько секунд. Он нагнулся, чтобы осмотреть тело Марина Грозы. Мышцы были твердыми, а кожа посинела.

Он поднял хлыст и понюхал его.