Мелочи

Сэнди Митчелл МЕЛОЧИ

Рассказ

Главный вестибюль самой дорогой орбитальной гостиницы мог похвастаться толпами путешественников, снующих между кораблями и челноками, или стоящих в очередях в торговые палатки, или просто пялящихся на бело-голубой мир по ту сторону бронехрустальной стены, плавно изгибающейся к причальным терминалам.

Перспектива вновь увидеть Эмберли всегда добавляла бодрости в мою походку, даже несмотря на то, что удовольствие от её компании зачастую означает, что надо поучаствовать в неких рискованных для жизни делах, в которых она заинтересована; но в этот раз она заверила меня, что приглашает просто по-дружески.

Разыскав уличного торговца, продающего цветущие хеганты, я купил букет и направился к широкому, замощенному мрамором атриуму гостиницы, где лакей, выряженный как какой-то навороченный абажур, подтвердил, что меня ожидают, и проводил к «Её превосходительству». Имя, которое мне сказали спросить, было одним из самых любимых Эмберли псевдонимов — мелкая дворянка с захолустного мира, довольно близкого, чтобы люди о нем слышали, но достаточно далекого, чтобы о нем что-то знали или проявляли интерес. И хоть она и настаивала на том, что такое ухищрение было частью работы Инквизиции, я весьма подозревал, что она просто наслаждается этим притворством.

— Вы рановато, — поприветствовала меня юная особа, открывшая дверь. Она была одета для прогулки, алый плащ скрывал лазпистолет — я почувствовал у неё маленькую кобуру, когда она, проходя мимо, задела меня. — Босс всё еще в душе.

— Я собрал это для неё, — сказал я, наслаждаясь звуками страстного контральто, раздающегося из-за стены душевой. Когда я познакомился с Эмберли, она выдавала себя за профессиональную певицу, и её голос очаровывал как никогда. — А ты куда собралась?

— Навестить мальчиков внизу, — ответила Земельда, подразумевая остальную свиту Эмберли, оставшуюся на планете под нами, если, конечно, я правильно понял её ломаный готик. — Если вы проголодались, то еда наверху.

— Хеганта, — Эмберли вышла из душевой, обмотанная полотенцем. — Тебе не надо было это делать.

Это означало, что я, конечно же, должен был это сделать. Один из принципов выживания в бою, который в равной степени относится и к взаимоотношениям между полами — это уметь обращать внимание на разные мелочи, которые важнее всего остального. Отблеск света, выдающий положение засады, или сужение глаз сидящего напротив вас за столом — вот два момента, когда лучше всего пригнуться.

— Я помню, как ты их любишь, — этими словами я заработал улыбку, знаменующую собой возможность прекрасно провести остаток вечера.

Но прежде, чем я смог насладиться им в полной мере, в дверь громко постучали, и Эмберли вскинула брови.

— Нетерпеливый посыльный, — сказала она после второго назойливого стука. — Надо что-то накинуть на себя. Вы же знаете, как эти слуги любят посплетничать.

Посыльный оказался чересчур настойчивым для такой отличной гостиницы, где вежливый, чуть слышный стук был бы более к месту, и мысленным взором я уже видел этого мужчину, открывая перед ним дверь. Как я и ожидал, его ливрея была мала ему в груди, рукава слишком коротки, а брюки длинны.

— Какие-то проблемы? — спросил я после того, как этот тип довольно невежливо таращился на меня несколько секунд.

— Прошу прощения, сьёр, — наконец-то к нему вернулось самообладание, — но ваше лицо мне знакомо. — Ну что же, так и должно было быть; оно было на доброй половине агитационных плакатов сектора. А затем он сделал классическую ошибку, попытавшись изобразить из себя какого-то крутого парня: — Я имел удовольствие прислуживать вам раньше?

— Если бы это было так, я, будьте уверены, запомнил бы то, — ответил я, — что вы работаете официантом лишь последние пять минут.

Его реакция была точно такой, как я и ожидал. Он попытался ударить меня тележкой, резко толкнув её на меня, но я увернулся, одновременно вытаскивая лазпистолет. Я подумывал вытащить еще и цепной меч, но от него был бы такой беспорядок в номере Эмберли, что я решил им не пользоваться. Её бы очень разозлило украшение её будуара внутренностями и прочими мелкими частями тела этого грубияна.

— Давайте сюда! — заорал он, отбрасывая всю претенциозность, и пара накачанных головорезов бросилась к медленно закрывающимся дверям. Первый, размахивающий стаббером, упал от простого выстрела в голову, выронив свое оружие, но второй сумел уйти с линии огня прежде, чем я смог в него прицелиться. Возле моей головы просвистела пуля, безвредно засев в ошеломляющем своей безвкусностью гипсовом херувиме. Липовый посыльный возился с чем-то внутри своего пиджака, но я прервал его занятие, врезав ему ногой в грудь. Задыхаясь, он упал на колени, и ударом рукоятки пистолета я отправил его поспать.