Мелочи архи..., прото... и просто иерейской жизни

Как-то я зашел в епархию случайно и был в гражданской одежде. Видеть Митрополита я не рассчитывал, но он сам вышел мне навстречу. Принимая от него благословение, я проговорил:— Простите, Владыка, — “хитон не брачен”.На это он, не задумываясь, ответил словами тропаря из последования к Святому Причащению:— Связан извержен будешь от ангелов.

Один из клириков епархии как-то полушутя спросил Владыку Иоанна касательно его секретаря:— А отец Г. в Бога верит?Митрополит на секунду задумался и сказал:— Нет, все-таки верит...

В семидесятых годах Митрополит как-то служил на одном из приходов. Разумеется, там были заранее заготовлены для раздачи гостям конверты с вложенными туда банкнотами. Однако же староста в последний момент все их перепутала, в результате чего объемистый конверт, предназначавшийся архиерею, достался соборному протодиакону, а самому Владыке вручили тоненький — иподиаконский. Митрополит Иоанн, Царствие ему Небесное, был бессребреником, но все же пожаловался одному клирику в соборе:— Дать архиерею пять рублей... Я себе никогда этого не мог представить.

Его бескорыстие и истинно евангельское отсутствие попечительности о завтрашнем дне в особенности проявилось в первые же дни после того, как Владыку Иоанна “вытолкнули на покой”. Совершилось это как гром среди ясного неба. Формулировака синодального решения была оскорбительной — “по причине болезненного состояния”. (Я слышал, будто это был прямой приказ впоследствии прославившегося своим либерализмом и фрондерством председателя совета по делам религий К.М.Харчева.) И тут выяснилось, что Митрополиту некуда выехать из епархиального дома — у него была лишь крошечная без всяких удобств квартирка в Переяславле, оставшаяся в наследство от сестры. В Синоде, естественно, никто и предположить ничего подобного не мог. Восемнадцать лет на ярославской кафедре и за такой срок, по лесковскому выражению, “не купил себе хибару и не возрастил тыкву”...Местные власти, которые питали к Митрополиту неподдельное уважение — за его ученость, знание языков и иностранные связи, решили предоставить ему трехкомнатную квартиру в новом кирпичном доме. Но дом этот был не готов, и Владыке еще не один месяц пришлось прожить в бывшем своем кабинетике по соседству с крестовой церковью.Епархиальное управление на этот срок обратилось в род коммунальной квартиры, на втором этаже жил новый правящий — архиепископ Платон, а внизу в двух комнатенках ютился наш добрейший Владыка. Как-то я зашел к нему туда и говорю:— Теперь Ярославль по своему значению почти достиг уровня “православного Парижа”.Он спрашивает:— Что вы имеете в виду?— Как же, — говорю, — у нас теперь есть “двухсвятительское подворье”. (Тут надо пояснить, что в Париже есть весьма знаменитое с двадцатых годов “Трехсвятительское подворье”.)

Самые последние годы жизни Владыка Иоанн провел в своей квартире, в районе новостроек. Дом его стоял неподалеку от ярославского ломбарда.— Вот и хорошо, — сказал я ему, — вам не трудно будет при случае отдавать в залог ваши кресты и панагии...

По счастию, шутка эта не имела под собою почвы. Патриархия обеспечила Владыке вполне пристойное одержание, а епархия оплачивала труд женщины, которая была у него горничной и кухаркой.Пока у него было достаточно сил, он продолжал служить в соборе, а дома занимался переводами, писал агиографические и научные статьи... Ясность ума, живость, интерес к людям, чувство юмора он сохранил до самой смерти.Последний раз я побывал у него месяца за четыре до его кончины. Я уже служил в Московской области, а в Ярославль продолжал наведываться ради того, чтобы встречаться с ним и еще некоторыми близкими мне людьми. Тогда я пробыл у него совсем недолго, ему даже в креслах было сидеть трудновато — то и дело начинались приступы стенокардии. Но он был все тот же — смеялся, явно был рад моему посещению.

Ко Господу он отошел 25 марта 1989 года, в субботу. Телеграмма ко мне в Егорьевск пришла слишком поздно, на похороны я не попал, о чем до сего дня сожалею. Похоронили его в ограде кафедрального собора, того самого, где он прослужил два десятилетия. На могиле его много живых цветов, там почти всегда горят свечи, а вокруг люди, по большей части так или иначе облагодетельствованные им.

Я молюсь об упокоении его души всякий день, и я горд, я счастлив, что Господь судил мне принять благодать священства именно от его рук.Пусть простит меня Бог, но я дерзаю думать, что он заслужил Царствие Небесное, ибо из всех известных мне архиереев, да и вообще из всех духовных лиц, пожалуй, он один заслуживает лесковского наименования — “младенец в митре”.