Мелочи жизни

Юля посмотрела на Анну Степановну, словно не понимая, чего от нее хотят, вырвала руку и выбежала из комнаты. Наступило оживление. Никто не ожидал такой развязки. Никто даже и не относился к этому разговору серьезно до тех пор, пока Анатолий Федорович не достал эту злополучную папку. Да и смотреть на слезы старика было нелегко. Маша встала, начала было собирать не убранные еще тарелки, но остановилась, помялась на одном месте и пошла вслед за Юлькой. Зубков сидел неподвижно, уставившись в стол, и чувствовал себя одураченным и лишним в этой семье, где все без исключения, как ему казалось, относились к нему не просто недоброжелательно, но даже враждебно. А почему? Потому что он так увлекся этим делом о пропавшей папке, а оказалось, что его просто надули, провели, как детсадовского мальчишку.

— М-да, — протянул Гоша. Он встал, подошел к Кате: — Ты чего сидишь? Дочь, называется...

— Если ты сейчас же не заткнешься, я надаю тебе пощечин, — взорвалась она и выскочила из комнаты.

Анна Степановна сидела все в той же позе. Казалось, она сейчас заплачет. Сергей обнял ее за плечи, она положила свои уже сухонькие, но все еще красивые, с длинными тонкими пальцами ладони на его большие и сильные.

— Мам, чего ты загрустила? Все образуется. Все будет хорошо. Наступит лето, и мы все вместе поедем куда-нибудь отдыхать. Проведем целый месяц на природе, успокоимся, забудем про все неприятности. Только Гошу брать не будем, — добавил он после недолгой паузы, — а то он нам все испортит. — Гоша вздохнул и вышел.

— Почти такими же словами я утешала тебя в детстве, когда ты приходил чуть не плача с улицы. Ведь мальчишки такие драчуны. Ты помнишь? — Анна Степановна пристально посмотрела на его небритое лицо, на небольшой шрам около губ, оставшийся еще с детства. Сергей заметил ее взгляд. Потер подбородок:

— Да, сегодня некогда было даже побриться, сидел за компьютером всю ночь. Срочная работа. — Он закурил около окна.

В комнате стало тихо. Слышно было, как в кабинете ктото, скорее всего Маша, говорит что-то ласково, но очень настойчиво. Зубков зашевелился и хриплым голосом проговорил:

— Надо шифровку поискать, Анна Степановна. Она смутилась, вздохнула, не зная, что ответить:

— Не ищите. Выдумала я все это.

Зубков совсем растерялся. Он захлопал глазами, встал, потом опять сел, почесал голову:

— Ничего не понимаю. То есть как? Что выдумали?

— Ну, про симпатические чернила, доллары, Швейцарский банк и так далее.

Похоже, Зубков начал выходить из себя. Он замахнулся кулаком, чтобы ударить им по столу, но вовремя опомнился и выдохнул:

— Знаете, у вас несомненный талант. Только зачем все это было пробовать на мне! Какая нужда была придумывать?

— Была, значит. Вижу, неохота вам этим делом заниматься, уходить собираетесь, даже не выслушав как следует. Ну и... Извините, ради Бога. — Анна Степановна отвела глаза.

— Это... — Зубков не знал, что и сказать, только водил глазами и разводил руки.

Гоша и Катя молча сидели на кухне. Чайник со свистком подавал слабые сигналы бедствия. Гоша покосился на плиту, потом на Катю и кивнул в сторону чайника.

— Чего? — грубо спросила она.

— Чайничек того... закипел, выключить бы надо.

— Сам, что ли, не можешь аль ослаб?

— Так я же вроде гость, если чего не путаю. Катя мрачно сняла чайник с плиты:

— Чай пить будешь, гость?

— А то как же? Мне по статусу гостя положено — чай пить, и никто об этом даже спрашивать не должен.

Катя достала из шкафчика пакет с печеньем, карамельки в плоском блюдечке. Взяла тарелку, хотела переложить печенье, посмотрела на Гошу и, посчитав, видимо, что для него можно не стараться и не пачкать лишний раз посуду, выложила пригоршню печенья прямо на конфеты. Она медленно развернула конфету, повертела ею перед Гошиным носом. Он сморщился и отвернулся. Настроение явно не располагало к шуткам.

— Мой фатер тоже себя потерянным считает.

— А он-то что? Не старый еще, за границей служит. — Катя с аппетитом хрустнула карамелью. Гоша с тоской посмотрел на нее и усмехнулся.

— Все за армию переживает. И за себя в ней, конечно. Их скоро оттуда будут с музыкой провожать, а жить где? Я пока не то что им, себе не могу квартиру купить.

Катя округлила глаза и заглянула ему в лицо.

— Бе-е-дненький, — фальшиво пожалела она. — Только зачем тебе квартира, Гошенька?

В комнате Анна Степановна все думала, что бы такое сказать Зубкову, чтобы он не обижался, чтобы понял — бывают в жизни пожилого человека ситуации, когда он готов на любое чудачество, лишь бы разогнать тоску. Ведь хороший он мальчик, этот Миша.

— Хорошо, я пойду, — Зубков встал. Одернул пиджак. Анна Степановна тоже встала, виновато улыбнулась:

— Михаил Васильевич, может, чайку попьете с нами?

— Я уже попил у вас чайку, Анна Степановна. На всю жизнь запомню этот чаек.

— Вы уходите, Михаил? — Сергей тоже подошел к Зубкову и сейчас рассматривал его с какой-то жалостью, словно перед ним был не следователь, а мальчишка, схлопотавший клюшкой по голове.

— Обиделся он на нас, — покачала головой Анна Степановна.

— И правильно сделал. Сколько хлопот человеку доставили.