Мелочи жизни

— Замечательно! Вот проспект нашей фирмы. — Биг-Мак выудил из кейса и передал старику листок бумаги. — Но, если позволите, я бы хотел рассказать вам обо всем не спеша. У вас есть несколько минут?

— Постойте, молодой человек, я не совсем понимаю. За что такое внимание?

— Да честно говоря, я уже почти весь ваш дом обошел. Кто-то сразу свои ваучеры продать хочет. Но вы же не из таких. Сразу видно, вы человек предусмотрительный, вы лучше вложите во что-нибудь солидное, продавать не станете.

— Что продавать?

— Ваучер. Приватизационный чек. Наша компания «Каравелла» разместит их наивыгоднейшим образом и возьмет минимальные комиссионные. Семьсот процентов годовых вас устроит? Причем все будет оформлено завтра же, конкретно на вас с супругой, безо всяких очередей, и «время пошло».

— Что значит, на меня? — Анатолий Федорович старался разобраться в неожиданном предложении.

— Вы придете, — Биг-Мак вынул толстую тетрадь, пролистал ее, — в одиннадцать тридцать с супругой... Да! И обязательно с паспортами. Наш адрес — улица Мясницкая, тринадцать. Извините, но другое время завтра занято. Мы выделяем каждому клиенту полчаса, и вам не придется ждать, клерк немедленно оформит именные квитанции на получение дивидендов. Извините, мы еще не успели отпечатать настоящие акции — Россия, что возьмешь... — Биг-Мак очень тщательно проработал подробности и действительно боялся чтонибудь забыть. — Принесете и оставите у нас ваучеры, но взамен получите самые надежные гарантии и постоянный доход!

Биг-Мак мог говорить еще долго, но раздался звонок в дверь. Анатолий Федорович открыл.

На пороге возник запыхавшийся Дуб. Не успев перевести дух, Дуб заговорил.

— Этот... Из «Каравеллы»... У вас?

— У меня, а что? — Анатолий Федорович посторонился, пропуская мальчика в прихожую.

— Слава Богу! А то моя мать его выгнала, а сейчас батя пришел, а она ему рассказала, а он ее как... Ну и меня тоже... Говорит, без него не возвращайся, чтоб на завтра да на утро...

Концерт прервали выпуском новостей, и Анна Степановна заинтересовалась долгим отсутствием мужа.

— Толя, кто там опять?

— Все в порядке, Анечка, это ко мне.

Дуб не дал договорить хозяину дома. Впрочем, он его и не интересовал. Для него существовал только Биг-Мак.

— Пойдемте к нам, а то отец... А то мне... Это мать...

— Нет, ты, Пономарев, меня к себе больше не затащишь. Да и время на завтра у меня уже кончилось. Я вот только что с товарищем Кузнецовым договорился на одиннадцать тридцать. — Биг-Мак повернулся к Анатолию Федоровичу, словно призывая его в свидетели. — Да?! Мы уже договорились?

Но Дуб, как хороший ученик, твердил одно и то же.

— А отец... А мать... А он мне...

— Итак, Анатолий Федорович, — Биг-Мак решил не обращать внимания на запыхавшегося подростка. — Вот вам наш адрес, ждем завтра в...

— А как же я?! — Дуб уже орал.

— Сказал же, нет больше на завтра. — Биг-Мак был непреклонен.

— Да мне ж отец не поверит! Скажет, что я вообще никуда не ходил. В подъезде курил!.. Да он мне!..

— Слушайте, молодой человек, — Анатолий Федорович решил вмешаться. — Как вас зовут?

— Би... То есть Николай. — Чуть не прокололся Биг-Мак.

— Так вот, Николай, давайте, мы придем послезавтра, а завтра освободите для Пономаревых.

— А вам что, безразлично? Это же целый день пропадет. Я же вас задним числом оформить не смогу!.. Вы потеряете почти два процента... Это минимум шестьсот рублей...

— Ничего, переживу. — Старик снисходительно улыбнулся. — Как у вас послезавтра?

— Сейчас посмотрю. — Биг-Мак внимательно пролистал тетрадь. — Давайте в то же время. Подойдет?

— Вполне.

— Записываю. Послезавтра в одиннадцать тридцать — Кузнецовы.

— Ас нами как? С Пономаревыми? Может, зайдете? Отец там...

— Не поверите, Анатолий Федорович, но это еще не самый страшный случай! Хорошо, пошли к твоему отцу! До свидания, Анатолий Федорович. Всего наилучшего, ждем вас послезавтра. Не подведите меня...

— Приду-приду. Мы с супругой будем ровно в одиннадцать.

— В одиннадцать тридцать...

— Мы любим прийти чуть пораньше.

Юля и Шведов сидели на очень удобном диване, за низким журнальным столиком. Кофе в чашках остыл, мороженое в блюдцах растаяло. Разговор шел уже давно. У Юли мокрые, красные от слез глаза. Шведов говорил, глядя не на нее, а в свою пустую кофейную чашку.