Мелодия Бесконечности. Симфония чувств

А в клубе тем временем, словно ничего сверхъестественного и не произошло, люди продолжали веселиться, и в ярком мигании светомузыки ни кто не замечал ни шрама Даниэллы, ни бархотки Маргариты, ни появившихся белых прядей в темных волосах Джона.

Джон посмотрел на себя в зеркало — седые пряди придавали ему экстравагантности и загадочности. Ему даже понравилось. Пожалуй, он оставит, как есть и не будет их закрашивать.

Даниэлла провела пальцем по тонкому шраму на щеке.

— Если это для тебя проблема, то мы можем обратиться к отличному пластическому хирургу, у меня есть как раз такой знакомый, — поспешил успокоить её супруг.

— Нет, я хочу оставить его, — покачала девушка своей светловолосой головой, — он будет напоминать мне о том дне, когда мы могли умереть, и я не смогу этого забыть, и не желаю забывать.

А вот Маргарита оказалась не столь сильной, как её златовласая подруга — стоило ей бросить даже беглый взгляд на бархотку на шее или прикоснуться к ней, как снова и снова перед глазами вставала та ужасная сцена, где она видела себя с перерезанным горлом в залитой кровью одежде. Маленькая брюнетка решила воспользоваться предложением доктора, боясь, что иначе ей не избавиться от этого кошмара. Зла на Ондзи она не держала, ведь именно ей удалось уговорить Даниэллу отбросить гнев и боль и вместо уничтожения — очистить его демоническую сущность, но и не горела желанием постоянно мучиться кошмарами. И Маргарита не считала это слабостью, именно в этом и была её сила — в сочетании веры, доброго сердца, наивности, кокетства и женской капризности.

Посетители тем временем начали расходиться — их оставалось всё меньше и меньше.

Последними уходили недавние оппоненты Ондзи, которых он провожал лично, решив остаться на ночь в клубе под охраной Винтера, предоставив Максимилиану провести время с его рыжеволосой возлюбленной. По особому блеску в серых волчьих глазах оборотня он понял, что в скором времени девушку ожидает любопытный сюрприз, о котором она пока не догадывается — и он слегка улыбнулся от радости за них.

— Танака Ондзи, если я не ошибаюсь, — за спиной азиата раздался тихий мелодичный голос.

Ондзи обернулся и замер в нерешительности: перед ним стоял молодой мужчина в форменной синей куртке с матросским воротником, на котором белели три полоски, и такого же синего цвета брюках-клеш. Его черты были копией лица азиата, только его волосы были белоснежными и длиной по плечи — своего рода запущенная стрижка с филированием челки. На глазах его были темные очки, а в руках была трость.

— Решин?! — Ондзи спешно подошел и взял его под руку.

Господи, как же давно это было, когда он мог каждый день видеть это лицо и слышать этот голос. Они оба успели сильно измениться за это время, но смогли ли они остаться близкими? В той, прошлой жизни они много значили друг для друга, а что же сейчас? Как близнецы, раньше они безошибочно могли чувствовать один другого. Но в этот раз Ондзи, как ни старался, не мог ощутить, что же было с братом всё это время.

— Здравствуй! — блондин положил руку ему на плечо, и мягко продолжил, — Я так долго ждал встречи с тобой, брат, — и знакомые нотки родного голоса, отпечатанные глубоко в подкорке, заставляли дрожать пальцы и ресницы.

— Мы оставим вас, — видя, насколько оба были взволнованы, остальные деликатно предпочли удалиться.

— Не беспокойтесь, милые дамы, вам не стоит больше меня бояться, я теперь — обыкновенный смертный, и не смогу причинить вам вреда, — улыбнулся азиат, нарочито церемонно прощаясь, особенно с девушками под ревнивые взгляды мужчин, — Я останусь ночевать здесь, ведь и этот клуб, и агентство всё ещё принадлежат мне — но сомневаюсь, что нам и всей ночи хватит, чтобы наверстать упущенное в общении.

И им определенно было о чем поговорить, и чему поразиться, услышав истории друг друга.

— А ты стал другим, — Ондзи легким жестом убрал белые пряди с бледного лица брата, которого он давно считал погибшим и продолжал тайком оплакивать все эти годы, сложившиеся уже в века.

— Я стал ангелом, — доверительно прошептал блондин на японском, уверенный в том, что кто же ему поверит, если не родной брат.

— Когда ты ослеп? — Ондзи решился наконец спросить то, что волновало его сейчас больше всего.

— В тот же день, когда всё случилось, — Ондзи вдруг начало трясти от одних только воспоминаний, от которых он так и не смог избавиться даже за три прожитых столетия, он снова видел свою горящую деревню, которую сам же и уничтожил в припадке гнева, — Меня нашли умирающим демоны — падальщики, а зрения лишили демоны — ищейки, которым необходимо зрение невинных детей, чтобы выслеживать ауру людей с чистыми сердцами, намечая следующих жертв в бесконечном противостоянии добра и зла.