— Рад видеть вас, госпожа Ратри, присаживайтесь с нами за стол вместе с генералом, — конечно же, он не мог не узнать её, — И я не стыжусь находиться с вами под одной крышей и есть за одним столом, — он взял её за руку и подвел к свободному месту рядом с генералом, — Я обязан этой женщине, — обратился он к сидящим, — То, каким я был, меня совсем не красит, но это всё в прошлом, а вы имеете право знать. Дайте, я сначала выскажусь, а потом уже ваше право — судить меня. Я много пил после развода, очень много — ещё чуть-чуть и стал бы алкоголиком, наверно. Я мог не помнить утром, с кем подрался вечером, с кем провел ночь. А боль всё не утихала. Прошло несколько месяцев, и меня уже знали во всех окрестных кабаках. Каждый я раз испытывая стыд, внимал наставлениям отца и угрозам выслать меня в провинцию, и каждый раз всё повторялось снова, и не мог остановиться. Так продолжалось, пока одна из таких пьяных посиделок не закончилась дракой. Я был ранен — не серьёзно, но не смог бы помешать другим добить меня и обокрасть. Тогда мне и встретилась эта женщина — её знали все владельцы местных заведений — это я потом понял, почему. Она как раз покидала очередного клиента. Она и вывела меня из бара, и выходила у себя — как я узнал позже, в публичном доме. Она была его хозяйкой, однако она совсем не походила на продажных женщин — она была образованной, утонченной, гордой и… очень мудрой. Мы много с ней говорили — забавно, не правда ли? Изливать душу чужому человеку в таком заведении, где обычно принято удовлетворять другие потребности… Оказывается, выговорится незнакомому человеку, иногда бывает гораздо легче, чем родным, от которых я предпочел отгородиться, так как даже в самих этих стенах находиться было невыносимо. То, что не удалось отцу, то с чем не смог справиться я, у неё всё получилось с первого раза — она просто подвела меня к зеркалу и заставила посмотреть на своё отражение, посмотреть в глаза своим страхам и своим порокам. Ещё она сказала: «Посмотри — что ты видишь? Такого отца бы ты желал своему сыну?» И тут меня как переклинило — она права, о, как же она права. Ниже падать некуда, нужно взять себя в руки и подняться снова на ноги — ради сына, ради Алишера… И мне глубоко параллельно, что думают доморощенные ханжи — духовно она гораздо чище многих из них, — он говорил, и голос его дрожал, а руки тряслись, как у настоящего алкоголика.
— Ваша милость забывает, чем я обязана вам, — Ратри одарила его ободряющим взглядом, — Вы и покойный князь, да будет пухом ему земля, помогли мне и моим девочкам найти более достойные занятия, и устроится в этой жизни.
— Многие из них действительно были талантливы, благодаря вашему воспитанию — кто в стихосложении, кто в музыке, кто в живописи, кто в танцах или в вышивании. Вы были для них матерью не по должности, а по призванию и отношению к ним.
— Ваша милость, ну, что же вы наделали? — она замахала ладонями себе на лицо, потом взяла со стола салфетку и промокнула глаза, — Я так тронута вашими словами, что заплачу сейчас прямо при всех. (Как тогда, когда вы сказали, что нам больше нет необходимости торговать собой.)
— Это ничего, поплакать иногда полезно и не зазорно, — усмехнулся он, разливая присутствующим вино, — Я же всё думал, как такая женщина оказалась в таком месте, и всё-таки узнал вашу историю…
— Теперь уже я сама, Ваша милость, — продолжила за него женщина, — Я уже могу спокойно об этом говорить. Я рано лишилась матери, мой отец начал пить — он пропил всё, что можно было, пока не осталось ничего… Тогда он продал меня в публичный дом — там я провела последующие годы. Бывшая до меня хозяйка заведения заменила мне мать и научила всему, что знала сама, а я же пошла дальше — я приглашала лучших наставников для своих девочек.
— Я когда это услышал, то понял, почему вас так зацепил, — он сел на своё место и опустил голову, — И всегда буду вам бесконечно признателен.
— И тогда вы упросили вашего батюшку, да светла будет его вечная память, принять участие в нашей судьбе, закрыть бордель и найти девушкам приличное занятие… — женщина внезапно осеклась и замолчала, заметив, что по щекам Маргариты потекли слезы, — Ради Бога, простите меня, маленькая госпожа, я не хотела вас расстраивать, в вашем положении нельзя так переживать.
— Прости меня, Маргарита, если я обманул твои ожидания, — тихо произнес Джон, обнимая жену, — Но, я действительно горжусь, что смог пересилить свои пороки и открыть душу тем, кто не отвернется от меня.
— Ни кто из нас не идеален, но ты смог подняться — вот что действительно важно, — она смешно шмыгнула носом, когда он вытер платком ей лицо, — И примите мою благодарность, госпожа Ратри, теперь ни кто не посмеет даже косо посмотреть в вашу сторону!
— Вы очень добры, маленькая госпожа, — мягко улыбнулась женщина, — Да, я и сама теперь, видите — благородная дама стала.
— Благородство души не соизмеримо выше благородства происхождения, сударыня, — ответила ей молодая княгиня.
— Ещё раз убеждаюсь, что ты настолько же мудра, сколь и прекрасна, — крепче обнял её Джон.