Затем сходила куда-то, вернулась и смущенно подала Лиде конверт.
– Мы здесь, среди своих, тоже денег собрали. Правда, немного. Уж извините, коллектив небольшой…
У Лиды защипало глаза.
Она приоткрыла конверт, внутри лежали несколько сотенных и пятидесяток.
– Спасибо, – выдохнула девушка и сжала конверт в ладонях.
Вблизи, на столе, снимок казался расплывчатым, мятым зернистым пятном.
Лида расстроенно собрала резко пахнущий новой клеенкой и свежей краской баннер в охапку, влезла на стул и закрепила верхний край рулона металлическими кольцами.
Спрыгнула, отошла к стене, поглядела…
Сзади кто-то ойкнул.
Огромные, доверчивые глаза.
Припухшее личико.
Мишка с растрепанным ухом, крепко прижатый к животу.
И надпись.
«Лиза Гонсалес:
– У моего Мишутки больное сердце. Если ему не сделать операцию, он умрет».
Чуть ниже, помельче, еще одна надпись: «Операция Лизы стоит 300 тысяч рублей. Уже собрано:…»
Лида вытащила из сумки конверт, пересчитала купюры, вписала в белое окошечко синим маркером: «650 рублей».
Из буфета вернулись аниматоры.
Поглядели на плакат.
Полезли в кошельки, вполголоса пересчитали собранную сумму.
Один из мужчин вытянул из Лидиной руки маркер и исправил цифру в белом окошке: «1850 рублей».
Зашла уборщица, заглянула в коробку возле дверей – не накидали ли мультипликаторы мусору, вечно у них кучи бумаги, одноразовые тарелки, картонные стаканы.
Вытряхнула коробку в черный пластиковый мешок.
Поглядела на плакат.
– Это чего же?
– Срочно нужна операция, деньги собираем, – вздохнула Лида.
– Да что же это делается, господи! Да почто же малышам такое наказание? Пусть бы депутаты этак маялись, вон у них рожи какие наедены!
Уборщица покопалась в кармане и протянула Лиде тридцать рублей.
– Ой, что вы, не надо, – воскликнула девушка, глядя на мятые десятки.
– Чего это «не надо»! Бери, бери! Я нашим женщинам, в клининг-службе, расскажу, еще соберем. У меня у самой внучка… Из-за нее и в Москву переехала – из школы встречать, хозяйство на деда бросила.
Лида обняла уборщицу.
– Твоя девчонка-то? Вылечим ребенка, что ли мы не люди! Я сегодня же в церковь схожу, Казанской Божьей Матери свечку поставлю, – заверила женщина. – Надо платок освятить и на сердце, на сердце ей чаще класть, раз сердечко больное. Платок-то есть с собой? Я бы сразу после работы и сходила, освятила.
– Есть, – обрадовалась Лида.
Бросилась к вешалке, вытащила из рукава пальто купленный по настоянию Алины, источавший запах французских духов шелковый платок от Версаче, подала уборщице.
– Вот и добро. Господь такую хорошую девочку не оставит, надо только молиться с верой.
Лида молча кивнула, подошла к баннеру, исправила цифру «пять» на «восемь».
Вечером на плакате, стоявшем в студии, значилась уже сумма 5680 рублей – большинство коллег скинулись по триста рублей, Горелый дал тысячу еще несколько человек заверили: внесут свой вклад через три дня, когда на карточки перечислят аванс.
Лида была возбуждена быстрым успехом.
И все-таки до трехсот тысяч было очень далеко…
На следующее утро она вытащила стойку в холл на первом этаже.
– Разрешение на размещение есть? – строго спросил охранник, следивший за камерами видеонаблюдения и электронной проходной.
И протянул девушке пятьдесят рублей.
– Ой, спасибо большое! – пискнула Лида, положила купюру в льняную сумочку-торбу и встала, напряженно переминаясь, возле баннера.
Весь вечер накануне она репетировала перед зеркалом проникновенную речь.
Большинству людей, а Лида была из их числа, трудно просить деньги. Унизительно, стыдно… А вдруг откажут? Позор какой!
– «Пожалуйста, не проходите мимо!» – голосила Лида своему отражению в зеркале. – Нет, плохо… «Люди добрые! Помогите, кто сколько может!» Еще хуже… «Господа, вы можете спасти жизнь ребенка!» И как я это буду выкрикивать? Представляю, как все шарахнутся.
А ведь она должна была стоять на глазах сотен идущих через холл людей!
Лида с шести утра возилась с прической: отделяла тонкие пряди, скручивала жгутом, навивала на щетку, сушила феном, вновь распускала узкие, как серпантин, полоски волос, подкалывала заколками.
После долгих раздумий надела строгий костюм с атласной розовой блузкой, положила в пакет туфли на высоком каблуке.
…В холл вошли первые сотрудники, элегантные дамы, кажется из журнала «Камины мира».
Лида зажмурилась, набрала воздуху и закричала срывающимся голосом:
– Девушки, миленькие!
Дамы вздрогнули.
Молча приложили пропуски к сканеру, пробрались через турникет, подошли ближе, оглядели баннер.
– Пожалуйста, помогите, кто сколько может! – дрожащим голоском попросила Лида.
– А что случилось? – спросила дама в шикарных очках со стразами.
– У Лизочки в сердце отверстие, в любой момент может умереть. Нужны деньги на операцию.
– Господи, а государство что же? – возмутилась дама, доставая бумажник.
– А что государство? – горько усмехнулась Лида. – Кому мы нужны?
– Просто безобразие! – дружно воскликнули дамы и подали деньги: две – по пятьсот рублей, третья, в очках со стразами, с извинениями протянула пятьдесят евро: рубли самой нужны, на обед, а остальные деньги на карточке.