Мелодия на два голоса [сборник]

На автобусной остановке Кирилл застыл рядом, молчал. Алена взглянула на него с вниманием. Желтый свет фонаря причудливо освещал серьезное лицо с ясными блестящими глазами, с загадочной мягкой гримаской строгих бровей. Это было тихое лицо растерявшегося человека. Ростом Кирилл немножко, на сантиметр, повыше ее, но стоял он на мостовой, а она на тротуаре, и поэтому глаза его плескались внизу, далеко под ней.

— Ну что тебе, что? — с вызовом спросила Алена у этих очумелых глаз.

— Я не знаю, — равнодушно ответил Кирилл. — Не уезжай.

— Как раз и уеду! — засмеялась Алена, подавляя смешное желание щелкнуть его сверху по носу.

— Пойдем одну остановку пешком, — попросил он.

— Пойдем, — согласилась Алена. — Хотя вон, я вижу, мой автобус.

— Я скоро куплю машину, — быстро сообщил Кирилл. — Буду тебя катать сколько хочешь.

— Ты? Меня?

Он похлопал себя по груди.

— Денежки тута!

Из автобуса сошли трое парией, бывших в подпитии. Один, в серой шляпе, ахнул, увидев Алену.

— Ах! — сказал он. — Мадам, уже падают листья.

Парни стеной загородили тропу. Они взялись за руки, покачались и рявкнули песню с акцентом на манер ансамбля "Орэра". Алена отшатнулась к Кириллу.

— Зачем вы, девочки, красивых любите, — орал ансамбль. А серая шляпа у них вместо Нани Брегвадзе. Кирилл как раз ему и врезал со всей силы своей руки. Когда певец упал головой к фонарю, Кирилл сказал:

— Мальчики, это ничего, что вас трое. Всем хватит.

Мальчики кинулись на него, как борзые, с двух сторон.

Это были жидкие ребята, но они дрались всерьез. Неудобство было в том, что они не давали Кириллу размахнуться, вертелись у него на плечах, пытались повалить.

Алена решилась. Стиснув от ужаса зубы, взвизгнув, она прыгнула сзади на самого высокого, камнем повисла на его шее, тянула от Кирилла. Ее синий плащ струился по асфальту.

— Пусти! — шипела она. — Пусти, дурак!

Аленин противник первый не выдержал ужаса схватки, гикнул и помчался в сторону домов.

— Застрелю гада! — гаркнул ему вдогонку Кирилл. Беглец воспринял угрозу серьезно, запетлял, как заяц, и вскоре скрылся из глаз.

Серая шляпа стоял у столба и тоскливо ныл:

— Шуток, что ли, не понимаешь. Пошутить, что ли, нельзя.

Его разбитое лицо маячило желтым пятнистым кругом, напоминало карнавальную маску.

— Собирай друга, и валяйте, живо! — сказал Кирилл. Вмиг оба исчезли, как привидения. К месту сражения приблизился пожилой прохожий и женщина с авоськой.

— Я наблюдал, — взволнованно заметил прохожий. — Вы, молодой человек, поступили правильно, но слишком жестоко.

Алена опустошенно плакала.

Кирилл отвел ее в сторону.

— Ухо болит, — пожаловался он. — Погляди, мне его не откусили?

— У тебя все лицо в крови, — вздохнув, через силу сказала Алена. — На, возьми мой платок.

От ее движения, от неловкости, с которой она протянула платок, и от ее заботы у Кирилла десны заломило, как будто прикусил зеленое яблоко. Он не знал еще, что так бывает. Не готов был к этому. Неизъяснимо щемяще таял на щеках влажный вечерний весенний ветер. Мир необычно сузился и замкнулся в тесном пространстве, там, где они двое стояли, где сверкал ее синий плащ, качалось низенькое блеклое деревце, где шуршали травы и попискивал издалека, из другой вселенной тоненький голосок транзистора, который почему-то напомнил ему про Дугласа. Но он не спешил к нему больше. Зачем? Ничего не надо ему, ни машины, ни богатств. Хотел он никуда не идти от Алены, от ее плаща и голоса, быть рядом и чувствовать влажную ароматную ткань ее платка на щеке.

— Вытри, вытри лоб-то, — уже улыбалась Алена. — На черта ведь похож.

— Алена, — сказал Кирилл. — Никогда не забуду, как ты меня вырвала из лап убийц.

— Я очень смелая девушка. Так и знай.

— Сейчас такси поймаю. Погоди. Домой отвезу.

— Отвези, — разрешила Алена.

Кирилл поймал быстро частника на старенькой "Победе".

В автомобиле Алена сидела нахохлившись, похожая на совенка, которого давным-давно Кирилл Воробьев кормил червячками в школе, в живом уголке. Тот совенок умер. Они его всем классом схоронили на пустыре за школой. Замечательный был совенок, до самого смертного часа поедал все, что ему ни давали. И смерть совенок принял, сопя, давясь сухарем и недовольно зыркая глазами. Ребята не верили, что он умер, думали — притворился на минуту.

Кирилл чуть не задремал, пригревшись на уютном сиденье. Чудно. Грезилось ему наяву. Покой разливался по телу. Он так долго спешил куда-то, добивался, настаивал. Какая ерунда. В обрывках видений представлялись ему родные, знакомые лица. Усталый отец ел за столом свою любимую баночную селедку, смеялась юная сестра Наташа. Мастер Николай Палыч снова подводил его к верстаку и, хмурясь, показывал, как держать напильник. "Крепче держи, — говорил мастер, — но и не дави сильно, а то кисть онемеет". И Аленино лицо он видел сквозь опущенные веки в мареве и тумане. Машина вздрогнула, останавливаясь. Кирилл легко отдал частнику все свои мелкие деньги — пять рублей.

— Зайдем ко мне, — пригласила Алена. — Умоешься, йодом помажем тебе ухо.

— Неудобно, — ответил Кирилл, ликуя.

— Удобно.