Мелодия на два голоса [сборник]

Наташа улыбалась и ничего не ответила, потому что видела, что Аленины слова и Аленина грусть — пустяк, забава, игра девичьего ума. Но именно в эту минуту Наташа взрослым сердцем переборола в себе неприязнь к этой слишком красивой, длинноногой и ясноглазой девице, которая, она думала, приходила увести от нее для глупостей беспомощного Викентия, а на самом деле оказалась обыкновенной девочкой, которой пора выйти замуж. И зла в ней нет, иначе бы она не пила с ней, Наташей, сладкий чай, а давно бы убежала бы в другую компанию, где пьют коньяк, слушают джаз и отдаются любви в темных погасших коридорах. Так Наташа, по простоте душевной, представляла себе запретную сторону жизни.

— У вас-то все еще будет, — ободрила она Алену, — А вот я не знаю. За что меня Викентий принял? Красоты во мне, видишь, нету никакой, — она робко повела полными плечами. — Не книжница я. Ему ведь и поговорить толком со мной не о чем. Я-то всегда слушаю, когда он чего говорит мне про свои дела, а не понимаю, бывает, ничего… Видишь, и в письме он про работу про свою только для вида сказал, а разъяснить не взялся… Но это ладно. Кормлю я его, пою, спать укладываю. А сама в уме держу: ну, как кто лучше, слаще накормит, напоит, спать уложит. Штука нехитрая…

— Как же нехитрая, — сказала Алена. — Очень хитрая штука любовь.

Свет, струившийся из сердца на Наташины щеки и глаза, потух, и она сидела теперь увядшая, усталая, пожилая, не очень, правда, соблазнительная. Алена перестала ей завидовать, а пожалела по-бабьи, вникнув в ее сиротские страхи.

— Наташа, можно я к вам еще приду в гости? Можно?

— Да.

— А сейчас я уйду,

— Как знаешь.

По дороге домой к Алене приклеился высокий парень в замшевой куртке.

— Скучно одному на свете, девушка, — сказал парень, пристав. — Вас как зовут-то, простите за хамство?

— Алена, — сказала она.

— Алена? — задумался парень. — С отвращением читая жизнь мою, я вижу там много, разумеется, женских имен, но Алены среди них нет. К чему бы это? А у вас были в жизни Степаны?

— Были.

— Старик Гегель учит нас, что все в мире диалектично, то есть иными словами — сегодня Иван, а завтра Степан. Или, помните, как у Пушкина — сегодня ты, а завтра я. Тем самым мудреный старик как бы утверждает, что судьбы, как таковой, нет, а есть только жребий, случай, обстоятельства, или точнее — борьба этих самых обстоятельств друг с другом. А между ними, обстоятельствами, зажаты мы с вами, Алена, как две щепки в потоке, то ли нас сведет вместе бурная стихия и бросит в круговерть, то ли пристанем мы каждый к своему полюсу. Какой чудесный вечер, не правда ли?

— Какой вы мальчик смешной, — ответила Алена. — Разве так знакомятся с девушками?

— А как же?

— Ну как-то иначе, без зауми. Бедные девушки от умных слов робеют.

— У каждого свой метод, — пояснил парень, удало прикуривая на ходу. — Я бью интеллектом. Конечно, тут тоже от удачи зависит. Вы не замужем, часом?

— Замужем, — соврала Алена, — за хорошим человеком. Его зовут Кирилл Воробьев. Не дай бог увидит.

— О-о! — заметил ухажер. — Пардон, не имеет значения. В жизни, которую я с отвращением перелистываю, у меня бывали неприятности с чужими мужьями. Они держат женщин в золоченых клетках.

— Моя клетка не золоченая, — поделилась с незнакомцем Алена. — И у нее открыты дверцы. Мой муж не хочет ее захлопнуть. Вот в чем беда, юноша.

Парень залез вместе с Аленой в автобус, а потом промаршировал за ней до самого дома. А там случилась диковинка. Когда Алена мирно сказала ухажеру: "До свиданья, Степа!", он не полез к ней руками, а спокойно и с достоинством поклонился.

— Прощайте, всего доброго, мадам! Желаю вам счастья.

Долго потом вспоминала Алена этот вечер. Смешались в ее щемящем воспоминании — Наташа, теплая свежая ночь с блестками оранжевых, пронзающих горизонт огней, запахи листьев и далеко отставший, но словно бывший с ней рядом, потерянный, разбившийся о фонарный столб Кирилл, и беспечный попутчик, так много наболтавший бессмысленных, летучих, как стрекозы, слов и ничего не захотевший получить взамен.

А дома Вера Петровна напевала в ночи мужу любимую песенку.

— Мама! — разбудила ее пораженная Алена, — Ты что-то стонешь во сне. Что такое?

— Ничего, доченька, — спросонья во тьме спальни трепетно засуетилась Вера Петровна, пряча в сторону полные слез глаза, — ничего такого. Сон мне привиделся светлый. Боже мой, какой удивительный сон.

3

На поминках дома у Николая Павловича Егоров произнес речь. Он сказал:

— Схоронили мы сегодня Колю в землю. Такая уж человеческая глупая судьба. Пришел в мир, погулял по нему, обзавелся детишками, поработал и — пора обратно. А куда обратно? Нелепо даже предсказать. Где теперь безвозвратно Коля? И кто за него доделает работу и успокоит его супругу и детей?

Я знаю, кто доделает за него работу. Работу доделают молодые, как Воробей. Они сделают новые дела, главнее наших. Но кто утешит жену — не могу тут ничего сказать, потому что нет такого ответа. Не дано нам превозмочь закон жизни и смерти.