— А чтобы у тебя не пропадало ни минуты, — продолжал Курбанов, — уезжая в Ашхабад, я распорядился выкопать два пробных шурфа и подвести к ним дренажную воду: один шурф будет дренировать как обычно, другой — через песчаную линзу. Вот мы едем с тобой смотреть, что из этого получится.
— Можно ли считать это пробным первым экспериментом по теме?
— Именно так и только тёк. Результаты даже после такого короткого промежутка времени настолько интересны, что я решил оторвать тебя немного от свадебного веселья и показать, что получилось.
Ехали мы около получаса. Колодцы были выкопаны на значительном расстоянии один от другого: первый — в полосе дренажа, проходящего через пахотную землю, другой в полукилометре, где та же вода проходила через песчаный слой. Результаты проб той и другой воды были исследованы в лаборатории управления.
— Ну и каков результат? — вырвалось у меня.
Курбанов прищурился.
— Ишь, какой хитрый. А ну-ка, подумай сам.
— Вода, прошедшая через слой песка, должна очиститься лучше. Правильно?
Курбанов ничего не ответил.
Но когда мы приехали на место, стало ясно, почему он промолчал: разница была потрясающая. Вода, профильтровавшаяся через грунт, хотя и очистилась, но не годилась, на мой взгляд, никуда. Содержание же солей в воде, прошедшей через несколько слоёв песка, было по крайне мере вдвое меньше. Конечно, эта вода тоже и горька, и солона, но это была всё же другая вода. Я не советовал бы вам утолять ею жажду, но что касается полива, то тут определённо забрезжила какая-то надежда, в то время, как вода в первом шурфе-колодца, рано или поздно превратила бы землю а солончак.
— Ну, — спросил Курбанов, внимательно наблюдая за выражением моего лица, — ты доволен?
Я не знал, что сказать. Скорее, я был разочарован.
Курганов возмутился;
— Это уже слишком! — воскликнул он. — Ведь появилась первая ниточка, появилась надежда. Профильтруй эту воду через массу песка дважды и трижды, подумай, как это сделать, как и куда собрать отфильтрованную воду, как поднять её снова и включить в оборот, создав замкнутый цикл водопользования — и ты станешь народным героем.
— Легко сказать, — возразил я Курбанову. — Ведь всё определяется, как вы сами знаете, не нашей волей, а экономикой. Вы только подумайте — нужно придумать резервуары для промывки, перекачивать воду из одного резервуара в другой, построить трубопроводы и насосные станции — а это всё деньги. Не тысячи, не десятки тысяч — миллионы.
Начальник управления долгим взглядом посмотрел мне в глаза.
— Я отдал бы всё на свете, Ашир, — сказал он, — чтобы оказаться сейчас на твоём месте. Я не спал бы ночами, перевернул бы и землю, и небо, прочитал все на свете книги и вернул бы людям их воду. Но то, что не удалось в своё время нам, старшему поколению, мы из рук в руки передаём вам, Таким, как ты, Ашир, и твои товарищи. И я верю — ты слышишь, Ашир, я верю, что вы нас не подведёте…
Невесту надо ещё догнать
Если бы меня спросили, сколько машин собралось возле нашего дома в день свадьбы, я не сумел бы ответить. Двадцать? Тридцать? Сто? Мне казалось, что все машины аула и окрестностей собрались здесь, и обычно просторная наша улица была забита машинами всех Аларок, расцветок и форм от начала до конца, а те, что не сумели разместиться на самой улице, высовывали капоты, разукрашенные лентами и воздушными шариками, из-за любого угла. Раньше, несколько лет назад, когда готовились к свадьбе, буквально опустошали соседние таксопарки. Теперь я не увидел ни одного такси — в этом не было нужды. Раньше по пальцам можно было пересчитать владельцев собственных машин, теперь я попытался — не мог вспомнить дом, где машины бы не было. Конечно, есть разница между «Волгой» последней модели и «Москвичом», выпущенным сразу после войны; но разница эта, в общем, не принципиальна — и в том и в другом случае крыша над головой и четыре колеса, а ограничение скорости уравнивает всех — шестьдесят километров в час в городе и девяносто — вне города. Да и в марке разве дело? Дело в том, что только в такие вот дни неожиданно для себя замечаешь вдруг с особой наглядностью, насколько лучше, зажиточнее стал жить народ.
Конечно, отцовская машина была в центре внимания. Она была разукрашена, как новогодняя ёлка: бесчисленные ленты, воздушные разноцветные шарики и, конечно, на капоте — кукла, одетая в белую фату. Отец был оживлён, весел, он улыбался всем вокруг и в то же время зорко смотрел за церемониалом Как и полагалось, наша машина должна была двигаться первой, а за ней в заранее установленном порядке все остальные. Отец сел за руль, рядом с ним сидела мама, помолодевшая сразу на двадцать лет, а на заднем сидении — я в середине, а слева и справа мой бригадир Байрамгельды с Золотой Звездой на лацкане пиджака и, конечно, Шамурад, уже рассмешивший до колик всех гостей.