Мелодия Секизяба (сборник)

— Спасибо, ничего. Я же сказал вам, что буквально заболел этой идеей с промывкой использованной воды. А здесь сегодня единственное место, где можно было подумать об этом без помех.

— Выходит, мы помешали тебе?

— Я всегда рад вас видеть, Алланазар Курбанович. У вас лёгкая рука. Если бы вы не поддержали меня…

— Начальству нельзя говорить комплименты, Ашир. Не то придётся говорить их всё время. Значит, ты до чего-то додумался?

— Это так, ещё первый росток, Алланазар Курбанович. Понимаете, я подумал, что…

И я стал развивать перед начальником управления мелькнувшую у меня мысль найти способ, который позволит собрать все оставшиеся после полива воды в каком-нибудь одном месте.

Я снова увлёкся, но Курбанов охладил меня.

— Это хорошо, что ты так заинтересовался, — предупредил он мои дальнейшие проекты. — Но помни, что придётся перебрать не один и не десять вариантов, и лучше делать это не в день свадьбы и не наскоком, а систематически. Возьми себе в привычку все свои мысли записывать, договорились? А, теперь надо идти к вам домой и постараться, чтобы всё было хорошо. И давай, не прячься за наши с полковником спины, ведь женились всё-таки не мы с ним, а ты.

Отец хорошо знал и Аймурадова, и тётю Дженнет, Более того, когда Аймурадов служил в наших краях, между ними было даже что-то вроде дружбы: во всяком случае отец всегда отзывался о начальнике заставы с большим уважением, а мама и тётя Дженнет нередко с жаром обменивались кулинарными секретами. Но, конечно, когда Аймурадова перевели по службе на другое место, все связи между ними прекратились.

Отец этим утром сидел на веранде, постелив под себя домотканый халат из верблюжьей шерсти и вёл степенную беседу с белобородыми стариками. Судя по его раскатистому смеху, настроение у него было прекрасное. Он оживлённо рассказывал что-то, то и дело поправляя на гладко выбритой голове красивую, вышитую шёлком тюбетейку.

Увидев подходящего Ташли-ага, Курбанова, Аймурадова, меня и тётю Дженнет, он умолк на полуслове. Видно, что появление полковника с женой застало его врасплох. Видно было также, что весёлое его настроение немного поубавилось. Внезапно он резке поднялся и двинулся к нам.

Не знаю, что подумал при этом Ташли-ага, но зная вспыльчивый нрав моего отца, он вышел вперёд:

— Ну, что, Поллы, свадебные радости уже закончены, или ты ещё принимаешь гостей? — спросил он отца то ли в шутку, то ли всерьёз. — А то вот мы с Алланазаром Курбановичем и с этими дорогими гостями хотели бы ещё раз поздравить тебя с таким событием, как свадьба сына.

— «Ещё раз» может мне сказать только Ташли, — заметил отец, подходя вплотную и протягивая руку. — А вот Алланазар на свадьбе вчера не был.

— Зато пришёл сегодня не один, а с гостем, которого ты, надеюсь, помнишь, — отшутился Курбанов.

Отец кажется, немного успокоился.

— Очень хорошо сделал, Алланазар, — важно произнёс он, словно давно уже ожидал полковника с женой в гости. — Очень хорошо. Наш уважаемый командир не из тех, кого мы забыли.

И он обменялся с полковником крепким рукопожатием. А затем протянул руку и тёте Дженнет, зажимая, по обычаю, существовавшему некогда, краешек рукава в ладони, хотя тётя Дженнет сделала вид, что не заметила этого и взяла отцовскую ладонь обеими руками.

— Желаю молодым счастья, — сказала она тихо и отвернулась, чтобы никто не увидел, как по её щекам покатились слёзы. После чего она пошла искать мою маму, а мужчины присоединились к степенной беседе со стариками.

Они пробыли у нас около часа, а когда ушли, отец, проводивший их до ворот, спросил меня с каким-то подозрением:

— Скажи, Ашир-джан, как ты думаешь, зачем они пришли к нем? Может быть они замыслили что-нибудь, что ты отказался жениться на их дочери? Они не стыдили тебя? Или, может быть, даже ругали?

— Ничего подобного не было, отец, — успокоил я его. — Они оказались здесь, и, узнав, что сын Поллы-ага женился, пришли тебя поздравить, — невинно ответил я.

— Так-то оно так, — покачал головой отец. Но свадьба-то могла состояться с их дочерью. А может, — вдруг пришла ему в голову другая мысль, — они поняли, что ты не женишься на их дочери и теперь заберут её с собой? Да, наверное, это так, а? Что ты на это скажешь, Ашир?

Но я промолчал. А отец, ухватившись за свою мысль, как это с ним часто бывало, тут же уверовал в неё и больше не возвращался к этому вопросу. К нему снова верулось хорошее настроение.

— Что-то ты в такое утро задумался, Ашир? — спросил он. — Может быть у тебя есть какое-нибудь желание? Скажи, и всё, что могу, я сделаю, ведь ты мой единственный сын. Идём, попьём чаю, и ты мне всё расскажешь.

— Я всё думаю о делах, отец.

— Это ещё что за новость? В день свадьбы — о делах. Обо всех делах предоставь думать мне.

— Я бы с удовольствием поделился с тобой, отец, своими заботами. Уверен, ты можешь мне помочь. Но как я уже говорил, это заботы деловые.

— Ва-ах, какой упорный, — заметил отец. — Весь в меня. Я тоже — если вобью что-нибудь в голову, пока не решу это, ни о чём другом думать не могу. Когда я начал разводить ранние помидоры…