Отец Клоды подставил ей согнутый локоть и под блики фотокамер повел новобрачную к алтарю. При ее появлении все смолкли. Люстра, отразившись в кристаллах Сваровски, ослепляла сиянием вокруг головы красавицы, чьи волосы были просто распущены в виде длинных локонов.
Все смолкли и не могли не отметить, что синие глаза невесты сияют ярче сапфиров, свисающих в виде больших серег с мочек ее милых ушек.
Клоду снова показалось, что он увидел Софии впервые. Только тогда – предельно открытой, а теперь – предельно закрытой, так как фата прикрывала нагие лечи сбоку и сзади. Но от этого почему-то эффект был таким же, как тогда, когда он впервые увидел нагую спину и волшебный изгиб возлежащей на постаменте фигуры такой красоты, что опытный мужчина, избалованный плейбой понял выражение «перехватило дыхание». И с тех пор он испытал столько сильных и разных чувств, что за пару месяцев прошедших с того момента, как Софья ворвалась в его жизнь прошли уже годы. Столько чудесных и ярких моментов он не испытал за предыдущие тридцать лет, наполненных тоже, кстати, частыми победами и стрессами. Но все они померкли перед днями, прошедшими с тех пор, как они полюбили друг друга. Зря говорят, что любовь можно вызвать или осознать. Она или есть, или нет – сразу и навсегда. Потому что она – вдыхается, впитывается через глаза, вливается в тело, как облученная кровь. И ты становишься другим ровно наполовину, как это бывает с содержимым сообщающихся сосудов. Муж и жена, когда они полюбили – не одна «сатана», а один Бог. Все это пришло на ум Клоду, пока он видел этот полупрозрачный контур Софии, похожий на сияние вокруг ее фигуры.
И как только она подошла, не успел священник и рта раскрыть, как жених впился Софье в губы и стал целовать ее так глубоко и страстно, что всем даже стало как-то неудобно. Батюшка покашлял с намеком. И жених с невестой отпрянули друг от друга смущенно. По взгляду было понятно, что у обоих закружилась голова. Поэтому священник, улыбнувшись, сказал громко гостям:
– Излишне спрашивать у жениха, хочет ли он взять с жены невесту, он прежде вопроса дал ответ. А ты, раба Божья Софья, желаешь ли добровольно и без принуждения взять в мужья раба Божья Клода – в крещение – Петра – в мужья, любить его и уважать в горе и радости, в болезни и смерти.
– Железно готова взять, – поддержала шутливую ноту церемонии Соня.
Батюшка взял венцы и дал свидетелям держать их над головами брачующихся.
Ирэна, не слова не понявшая по-русски, чуть не смыла весь макияж слезами со своего лица в торжественный момент, когда церковная особая корона – венец – оказались над головой красавицы и красавца. Фотограф в экстазе уже изщёлкал кадров двести на эту пару. Но когда он мельком увидел потрясенное и ставшее вдруг одухотворенным лицо своей коллеги Ирэны, то переключился на нее. И никогда в жизни эта гламурная особа не была такой притягательной, как в этот момент, когда содействовала скреплению такой любви. Недаром редактор отобрал на обложку именно кадр Софьи и Клода с венцами над головой и стоящей рядом тоже сияющей чем-то неземным их привычной Ирен, которую нельзя было узнать. И с другого конца стоял веснушчатый очаровательный Питер. Он тоже сиял, правда, победной улыбкой и бриллиантовой серьгой в ухе.
Роббер и Роберта первыми поздравили молодых. И сказали всем, что они готовы усыновить Софью, которая сирота, чтобы стать ей настоящими отцом и матерью, а не только свекровью и свекром.
Ирэн из кармана алой юбки извлекла телефон и начала записывать на диктофон свои впечатления. Пока сзади не подошел Питер и не поцеловал ее в шею.
– Пойдем, любовь моя, у нас на этой свадьбе есть не журналистские обязанности.
И она пошла, заглядывая ему в глаза снизу вверх и делая на один го шаг два своих в туфлях от Карла Пазолини на гипер-опасной шпильке.
На выходе из церкви немногочисленные гости осыпали новобрачных рисом и конфетами. Роберта была вынуждена отдать на руке Соне в лимузине малыша, который с воплями рвался к алтарю, крича: «мама, мама». Он обвился, как обезьянка, вокруг кружевного лифа свадебного платья и тут же вцепился в венок из стразов на голове у невесты, пытаясь его стянуть вниз. Картина создалась настолько уморительной, что никто даже не пытался малыша остановить. Соня, тоже смеявшаяся в голос, с трудом отцепила ручонки мальчика от цветка сбоку ободка из цветов из камешков, сняла с головы ее и водрузила на голову Фрэда, но ободок оказался на шее у крохи. Все защелкали фотоаппаратами в мобильных телефонах: родители Клода, шафер с подружкой невесты.
– Выложу это в сеть под названием: Император в подгузниках, – сообщила Ирэн Питеру.
– Главное, чтобы ты, как журналистка, не придумала байку, что Софии вышла замуж за Тауба юниора. Потому что такие объятия и срывание одежды характерны для лиц достигших двадцати одного, а не одного года.
Клод сделал вид, что ревнует:
– Эй, пацан, давай подеремся за нее. – Папаша нежно протянул руки к мальчонке, собираясь его забрать с груди Софьи. А тот с разворота ударил уму по руке кулачком. Клод, как и все, изумился.