Мелодия страсти

Ему стало так жаль глупышку. Летит, как мотылк на огонь, на опасного мужика. И если предыдущая дурында из провинции сама так и нарывалась на роль содержанки того, кто больше даст, то эта была «правильная пацанка» и губить ее Гия не стал. Пусть лучше она познакомится с Владом – тот женится и детей наплодит. Да и оба они технари-интеллектуалы, споются.

– Слушай, а если я тебе хорошо заплачу, ты поедешь в Турцию ухаживать за инвалидом до мая?

– А как же учеба, – забеспокоилась девушка, – ведь еще четыре месяца вместе с сессией в этом году.

Инвалид – сын большого человека. Преподавателям отвалим столько, что начнешь учиться удаленно. А после Каннского кинофестиваля он сможет вернуться в Москву или в Штаты. И на следующий год проблем у тебя не будет.

– Гарантирует, что меня не отчислят, и на сессию я сюда приеду?

– Гарантирую, – Гия улыбнулся. – Зуб даю. Они у меня за щекой – золотые.

Настя рассмеялась счастливо.

– Там уже тепло, в Турции. – голос прозвучал мечтательно.

– Плюс пятнадцать было позавчера. А послезавтра, когда ты улетишь в Анталию, и приедешь в Аланью будет еще теплее, и все зацветет.

– Почему вы так думаете?

– Потому что завтра день рождение у одной красавице, которой официально помогает Бог. А не он ли управляет и погодой?

И Гия не ошибся. Магнолия распутила дивные бело-розовые цветы. Сирень зацвела в углу сада – том самом, где и было место для пикника.

– Ну прямо весна пришла, – вслух сказала Соня, умиленно оглядывая вокруг, любуясь нежнейшей полураскрытой зеленью и упиваясь чудесными запахами. Возле ее ног стоял Фрэд, обняв маму за коленку. Он тоже посмотрел вокруг в поисках весны – ведь он подумал, что это какая-то новая гостья!

– ?Где весна? – ООН требовательно дернул Софью за край толстовки нежно голубого цвета, которую она надела поверх синего свитера по настоянию Клода. Ему Роберта, с утра поздравившая Соню с двадцатитрехлетием, велела беречь Соню на пикнике от простуды – беременным болеть категорически нельзя.

И он бросился в магазин за дополнительными теплыми вещами. Их Софии получила в подарок сразу восемь. Включая двойной банный халат: снизу из белого махрового полотна, а сверху – из красного.

Миша с Владом натягивали гамак между дубом и более тонким тополем, перекинув веревки через самые толстые нижние ветки. Это был подарок Соне на день рождения от Миши. А Влад купил ей бутылку «Бейлиса» и самую большую коробку конфет, что была в магазине Махмуда. Впрочем, как только они закончили, снизу на сетке повис Фрэдик и стал пытаться забраться. Соня плюхнула мальчика в сетку и качнула. Он заверещал от восторга.

– Приучили дед с бабушкой ребенка к сетям. Пока не социальным. Они его укрывали сеткой на диване, чтобы не упал, пока мы не привезли им кроватку из прежнего дома Клода.

– Кстати, я забыл сказать тебе, любимая, что с утра мне звонила моя риэлтор из Сиднея. Она, наконец, продала пентхаус, где мы жили с Жизель. Я покупал его до свадьбы, поэтому он полностью был моей собственностью. – Соня притянула его к себе и поцеловала в щеку.

– Поздравляю. И ты в каком-то смысле похоронил свое прошлое.

– Ты еще главного не знаешь: еще до знакомства с тобой, собираясь в Москву на съемки, я выбрал другой дом – с садом и видом на океан в Сиднее. И просил риэлтора купить его после продажи. А сегодня я велел оформить этот дом на тебя. Помнишь, я обещал подарить тебе дом? Он твой. Я рад, что успел все сделать к дню твоего рождения. Это мой сюрприз.

Ангела захлоапали руками крыльями. Они-то знали, что после того, что пережила Соня на остановке, не зная куда пойти после выпуска из интерната, сделали для нее дом больше чем недвижимостью. Он был нужен ей, как корень растению. Он был символом надежности и стабильности.

Соня взяла протянутую ей мужем бумажку с ксерокопией документа на владенияе. И заплакала в голос. Она рыдала, всхдипывала, что то боромотала.

Клод бросился к ней, испуганный ее реакцией. Обнял ее. Его черная майка, оказавшаяся у нее под щекой, поскольку кожаный пиджак был распахнут, сразу намокла и окрасилась тушью для ресниц и тенями с глаз.

Фрэдик тоже заплакал, испугавшийся маминых слез. Соня обернулась к нему и резко затихла.

– Мама не плакала, мама радовалась, – пояснила она рвущему мальчику.

– Нет, плачут, когда больно, – отмахнулся от нее Фрэд. – Я знаю.

И все, знавшие его историю, дружно обняли мальчика, которого Клод поднял на руки со всех сторон, облепили живой стеной. Клод решил разрядить ставшую излишне драматичной обстановку:

– Если сейчас ты, Миха (так стали звать вслед за Фрэдом Михаила все) начнешь поливать меня слезами, придется не только пиджак и майку менять, но и джинсы. Это будет водопад. А я всего лишь подарил жене дом. Этот то у нас общий. Рыдать вместе с ней будете в Австралии на сугубо женской территории.