Мелодия тумана

Пока мои пальцы касались клавиш, перед глазами мелькали разные события прошлого. Я словно стал тайным наблюдателем двух жизней – первая встреча влюбленных, их прогулки, неловкие касания рук, розовеющие щеки Элизабет, ее неловкая улыбка и глаза, в которых хотелось раствориться или утонуть. Я вдавливал клавиши до самого пика, а по моим щекам текли слезы. Слишком много всего я испытал за месяц, чтобы оставаться спокойным. Мне было плохо. Мы было больно. Мое нутро разрывала тоска, а картинки с прошлым не переставали мелькать перед глазами – я видел, как Питер обнимает Элизабет, как гладит ее волосы, как вдыхает их запах, как целует в макушку. И что самое странное, я понимал – это не игры моего воображения. Все, что я видел, когда-то было реальным. Кто мне рассказал? Инструмент и сама мелодия – в них была заточена душа и воспоминания Элизабет, которые необъяснимым образом стали моими видениями. Теперь я понял, что со мной было в склепе – мне помогал не только Аластор, но и Элиза приложила к этому немало усилий. Как, я не имел ни малейшего понятия. Элиза – тоже. Но между нами точно что-то произошло. Три энергии слились воедино и сломали титановую стену времени.

Когда я закончил играть, мои руки обессилили, безжизненно свисая вниз. По щекам все еще текли слезы, капая на джинсы. Тогда мне казалось, что моя душа вот-вот разорвется от боли ко всем чертям. В тот момент я пытался пройти какое-то очищение. Я отдал фортепиано свою историю, чтобы в будущем отпустить ее. Отпустить навсегда. Но я сильно ошибался. Я не музыкант, чтобы общаться с инструментами. Я – писатель. И единственное исцеление я мог получить, только рассказав все на листе бумаги. Жаль, но это я понял не сразу, а спустя несколько десятков лет, когда написал свой первый роман.

Мы закончили играть, и Элиза встала с банкетки. Она подошла к окну и выглянула на улицу. Солнце уже заходило за горизонт, и небо превратилось в картину художника. Розовые и голубые мазки создавали невероятный красоты английский пейзаж.

Я тоже встал и направился к девушке. От нее веяло холодом, который уже давно стал моими вечным спутником и любовью. Тогда я дал себе обещание, что навсегда запомню эту свежесть – свежесть зимы. Бодрящая, пробирающая до всех органов и костей. Это как нырнуть в ледяной водоем. Это как плавать в реке, в которой невероятно холодно.

И тогда, пока я стоял рядом с Элизой, понял, почему три недели назад полез в воду. До этого я не переносил морозы, и только после встречи с ледяной водой, стал относиться к ним проще. Только после купания я мог находиться в компании Элизы, не трясясь как в морозильной камере. Все случилось не просто так.

– Я люблю тебя, – вдруг прошептал я. Сделал я это как можно тише, чтобы слова не утратили всю свою силу, значимость и хрупкость. Мне казалось, те чувства, о которых я говорил, должны были произноситься еле слышно, так, чтобы никто, кроме Элизы, о них не узнал. Ни стены, ни, тем более, фортепиано.

И тут я закрыл глаза. Я испугался взгляда Элизы и спрятался, как трус, в кусты.

Постепенно мне становилось все холоднее и холоднее, словно в комнате включили кондиционер на самый холодный режим. А потом я ощутил легкое покалывание на своем лбу – чувство, будто кто-то приложил кусочек льда к горячей коже.

Элиза поцеловала меня в лоб, как ребенка, жаждущего материнской любви и поддержки. В этот момент по моей щеке скатилась одинокая слеза. Наверное, именно в тот момент я почувствовал, что слезы могут сжигать кожу подобно кислоте.

– Возьми, – тишину нарушил слегка дрогнувший голос Элизы.

Я открыл глаза. Мне не сразу удалось вернуться в реальность, поскольку все это время я находился где-то в другом месте, там, где не было времени, где все застыло, приобретая какую-то особую форму.

– Это мне? – спросил я, смотря вещь в ладони девушки. Элиза держала карманные часы на тонкой цепочке. Золотые часы с резьбой.

– Да. Их мне подарила моя матушка на шестнадцатилетние. Они не ходят, но… – Элиза посмотрела на предмет в своей руке и слегка улыбнулась. – Это тебе мой подарок. На память. Обо мне и моем замке.

Вот оно – застывшее время в ее руках. Вот, где я постоянно пропадал.

Я протянул руку, и Элиза вложила в мою ладонь холодные, золотые часы.

– Может, все-таки оставишь их у себя? Это же память о твоей маме.

Элиза, улыбнувшись, замотала головой.

– Ты забыл? Они мне теперь не нужны.

– А, ну да, – засмеялся я, рассматривая подарок. Часы стоили космических денег.

– Думаю, их можно починить, – предположила девушка.

– Ну уж нет, – я замотал головой. – Вдруг потеряю или на меня нападут воры. Лучше будут лежать дома такие, какие есть.

– Как знаешь, – улыбнулась Элиза. – Они твои. Делай с ними, что душе угодно.

Я улыбнулся и обнял Элизу, чувствуя, как в мое тело вонзают сосульки. Когда мы отпрянули друг от друга, я заметил на своей футболке тонкий слой инея.

– Хочешь, сыграю что-нибудь еще? – нарушила неловкое молчание Элиза.

– Хочу.

– Тогда садись, исполню что-нибудь повеселее.