Чем дальше двигалась очередь, тем выше поднимались плечи, плотнее прижимались сумки, руки – все живое закручивалось воронкой внутрь себя.
Ручкин Сергей Сергеевич деловым тоном сообщил по телефону, что будет ровно через семь минут.
Аделина выбралась из вестибюля обратно на улицу. Посмотрела на небо, желая убедиться, что она еще может видеть. Вдохнула поглубже, чтобы почувствовать, что еще умеет дышать. Воздух был холодным, утренним, влажным. Она не могла даже мысленно смешать себя с толпой обреченных в вестибюле. «Мне туда рано» – подумала она.
Ровно через семь минут, как и обещал, появился Ручкин. Если бы Аделина не знала, кто он, то решила бы – оперный певец. Модное светлое пальто, в руках портфель из натуральной, какой-то сложно-рельефной кожи. Наверное, крокодиловой. Волнистые темные волосы Ручкина были тщательно уложены назад блестящим гелем – словно для сцены.
– Доброе утро, – сказал Ручкин. Приняв ее растерянную улыбку за приветствие, он прошёл дальше и нырнул во вход, показывая, что надо следовать за ним и побыстрее.
Аделина посеменила за Ручкиным, протискиваясь и извиняясь. Тот шепнул слово охраннику, и турникет приветливо опрокинул хромированные рычаги, приглашая Аделину в глубины института.
По длинным коридорам и немного по лестницам, минут пять по улице, и снова по коридорам уже в другом корпусе. Ручкин наконец привел ее к двери своего кабинета. Судя по табличке, Сергей Сергеевич был не простым врачом-урологом, а человеком при должности.
– Простите, не могу уделить вам много времени, улетаю на конференцию, – возясь с замком, предупредил он.
– Да ничего, я благодарна, Сергей Сергеевич, что вы вообще нашли время… – Аделина с трудом подбирала слова и толком не понимала, о чем говорить, ведь она же еще не больна. Или больна? Как это понять, если ничего не ноет, не зудит и не кровоточит?
– У вас уже есть диагноз? – начал своим фирменным деловым тоном Ручкин, усевшись наконец на любимый кожаный диван, закинув ногу на ногу и приглашая Аделину тоже присесть, – Вас уже обследовали? Что именно делали? МРТ, КТ, смывы, маркеры?
– Нет, то есть, да, – тяжело обсуждать то, во что еще не веришь, – УЗИ сделали. Могилин сказал – похоже на онкологию. Кажется в мочеточнике.
– Ну, во-первых, Могилин просто узист. А на УЗИ среднюю часть мочеточника практически не видно. Во-вторых, давайте не будем забегать вперед. Далеко идущих выводов делать нельзя, пока мы туда не залезем и не возьмём на гистологию кусочек материала, – вскинув руку, Ручкин глянул на циферблат крупных часов, потом опустил ладонь на свое колено и начал постукивать по нему. Голос его превращался из делового в покровительственный.
Аделина наблюдала за его тонкими хирургическими пальцами. Ей неудобно было задерживать занятого человека.
– Дайте, я посмотрю заключение, – Ручкин взял помятый листок.
Сергей Сергеевич глядел в текст, напечатанный Могилиным, а сам думал, сколько же таких испуганных, ошарашенных, уже прошло через горнило онкологического диагноза, и сколько еще пройдет, и не было этому конца и края. Нужно ли их мучить, продлевать страх, тешить надеждой? Смерть сама по себе неизбежна. В их ситуации спасение – это инвалидизирущие операции, после которых они будут жить чуть дольше, но уже не имея мочевого пузыря, прямой кишки, желудка или глаза. Та еще радость жизни…
Он мельком взглянул на сжавшуюся в комочек Аделину. Ведь эта пока еще внешне благополучная девчонка надеется: ударит Ручкин оземь волшебным посохом и исчезнет опухоль, как и не было. К нему каждый день приходят. Красивые и некрасивые, сильные и слабые, верующие и неверующие. А на выходе они с трубками из брюшных стенок, с выпавшими от химии зубами, с лысыми головами, ввалившимися глазами. Благодарят они врачей, или наоборот проклинают в свой последний час? Нужна ли им такая милостыня?
К его щекам прилила кровь, проступив через светлую кожу розовыми пятнами.
– Если там опухоль, то с большой вероятностью злокачественная. Хотя это еще требует доказательств, как я уже говорил, – Ручкин повернул лицо к Аделине, – При наличии новообразования, скорее всего мы сделаем нефроуретерэктомию. Если бы вы были старым дедушкой, то вообще бы не стали… – он не захотел развивать мысль, она была не к месту.
– Нефро? Эктомия? Это что-то про почки? – понимать термины, которые ни с чем не ассоциировались, было все сложнее.
– Нефроуретерэктомия – это удаление почки одним блоком с мочеточником, – нехотя пояснил Ручкин.
– То есть, если бы я была старым дедушкой, за меня бы никто не боролся? – Аделине стало жалко старичков.
– Давайте мы оставим дедушек в покое. Я вижу ситуацию следующим образом. По опыту – это скорее всего карцинома. Надо делать КТ с контрастом. – Ручкин снова перешел на деловой тон, вспомнив про конференцию. Его начала раздражать эта мокрая мышь, которая сидит и дрожит, будто он ее съест.
– А делать операцию будете вы?