Memento

— Когда я балдел под болтушку, то к ней и по две недели не заявлялся. Но вместе с тем, я везде искал ее. На улице чуть не за каждой кидался, все думал, это она. А вот домой к ней зайти мне как-то в голову не приходило. А она, когда поняла, что я ширяюсь, сразу меня бросила. Вот тогда-то я и загудел по-черному.

— За что вас судили?

— Два года я гужевался по Праге без передряг с милицией. А потом мне пришили тунеядство.

— Где вы брали деньги эти два года?

— Мать давала на карманные расходы.

— Она знала, что вы употребляете наркотики?

— Знала. Но я все время обещал бросить и найти работу.

— Насколько мне известно, вас осудили не только за это?

— Да. Еще за растление несовершеннолетних. Но это была ошибка.

— Как так?

— На суде твердили, что я кололся перед несовершеннолетними, но я что-то не припоминаю. А если и так, на наркоманской сходке не спрашивают, есть тебе восемнадцать или нет.

— Вы говорите, ошибка, — улыбается доктор. — Но насколько мне известно, эта ваша вечеринка в восьмом классе сделала наркоманами сорок восемь человек.

— Как это? — Томаш поднял брови.

— Вся ваша семерка, которая была там, стала наркоманами. И каждый из вас вовлек в это дело других. Сорок восемь человек прошли через мои руки. Думаю, на суде вам еще повезло, что не сумели найти всех, кого вы приучили к наркотикам.

Тишина. Хочет произвести впечатление, понимает Михал. Квадратик солнечных лучей лениво перемещается по полу.

— Вы слышали историю Михала. Как вы думаете, есть у вас подобные черты характера? — снова спрашивает доктор.

— Трудно сказать. Я его мало знаю, — отрезает Томаш, уставившись взглядом в землю.

— Ладно. Тогда расскажите об особенностях вашего характера. Что вы думаете?

Томаш пожимает плечами.

— Я всегда хочу все попробовать… Не могу ни от чего отказаться… Заставить себя…

— Пан Отава, есть сходство? — врач обращается к Михалу.

— Что? — вздрагивает Михал.

— В его и вашем характере?

— Возможно, — допускает Михал. — В какой-то степени.

Господи, да ведь это свойства любого наркомана, если он проделал часть пути по своим американским горкам.

— А какие еще ваши характерные свойства, Михал?

Что же еще, раздумывал Михал. Ради девчонки, которая нравилась, я был способен на все. Самоотверженность? Да они меня на смех подымут.

— Я слишком дорожил дружбой, — сказал он.

— Это интересно, — отозвался врач. — Обратите на это внимание, — сказал он двум кроликам. — А дальше? — снова повернулся он к Михалу.

Неужели у меня не осталось ничего, кроме желания вмазаться, лихорадочно раздумывал Михал.

— Все? — спросил врач. Михал кивнул.

Не может быть, подумал он.

— А вам не кажется, что этого маловато? Почему? Подумайте об этом до следующей беседы, — словно издалека доносится голос врача. — Ну, хорошо. Кто из вас считает, что его история совсем не похожа на историю Михала?

Слава богу, пронесло, выдыхает Михал. На этот раз.

— Пан Вацлав?

Толстячок с рыжими, тщательно выбритыми щеками — только полосочка усов над верхней губой. Сглотнул и наклонился вперед.

— Ну, во-первых, я старше, а во-вторых, начал употреблять наркотики совсем по другим причинам.

— Сколько вам лет?

— Тридцать.

— А когда вы начали?

— Лет пять назад. Когда перешел на должность, связанную с определенной ответственностью.

— Вы работаете… — начал врач.

— Я служащий, — перебил мужичонка. — Заместитель начальника отдела в одном довольно серьезном учреждении. Мне не хотелось бы…

— Хорошо. Итак, почему вы начали?

— Все дело в том, что я не предполагал, будто что-то начинаю.

Это точно, промелькнуло у Михала.

— Сначала мне прописали тазепам. Как успокоительное. Чтобы заснуть. А я принимал его перед каждым трудным совещанием. Потом, чтобы не было так страшно, когда надо что-нибудь решить. Или перед заграничной командировкой. И как-то само собой получилось, что стал принимать по двадцать-тридцать таблеток в день. А в экстремальных ситуациях и вдвое больше.

— Где вы доставали лекарства?

— Сначала легально в нашей поликлинике, позже через знакомых медиков.

— Ну, и в конечном счете вы решили, что самоубийство — единственный выход из этой ситуации. А почему вы не обратились к врачу?

— Не знаю. Стыдно было. Не хотелось, чтобы кто-то узнал…

— Зато потом все узнали, что вы пытались покончить с собой…

— Когда принимаешь порошки, вообще ни о чем не думаешь, — встрепенулся толстячок. — Мне вдруг стало просто страшно. Я больше не мог этого выдержать. Ужас перед людьми. Панический страх. Боязнь где-то упасть и остаться лежать. Страшная подавленность. Вот почему я принял столь нерациональное решение.

— Хорошо. Следовательно, наркомания как бегство от стрессовых ситуаций на ответственном посту, — резюмировал врач. — Что скажет Иржи? На какую историю больше похожа ваша?

— Думаю, где-то посредине.

Короткая стрижка, худое невыразительное лицо, весь в скорлупе замкнутости, неприступности, раздумывал Михал.

— Я часто выпивал. Потом кто-то сказал, что лекарства лучше. Нет запаха. Если тебя качает, люди думают, что ты больной, а не пьяный. Вот я и перестал поддавать, а перешел на наркотики…