— Слабо́ набрать пять сотен? Только чтоб об этом не очень болтали. Максимум три-четыре человека.
— Зачем?
— Мне нужно сырье. Вам — половина каждой варки.
— Вот это здорово, Михал!
Снова запрыгал.
— Но чтобы молчал в тряпочку, ясно? — сразу осадил его Михал.
— Завтра все получишь.
У вас еще есть деньги? Кайф не лишил вас работы и всех прочих благ? Может, вы еще даже сумеете завязать? Ну а мне кровь из носу нужны пять сотен. И поскорее. Каждая минута промедления может оказаться роковой. Все равно вам придется ограбить какую-нибудь лавку, чтобы наскрести хоть немного бабок. Михал старался унять мучившую его совесть. Моська такими делами уже не меньше двух лет пробавляется.
— Придешь в три на площадь Иржи из Подебрад. К фонтану. Один. Чтобы никого с тобой не было, иначе не пойдет, усек? Дождешься меня. А состряпаешь какую-нибудь пакость, не видать тебе болтушки. Надеюсь, ты понял. Площадь я заранее обследую вдоль и поперек, будь уверен.
Теперь сматываться. И поскорее.
Они уже тут.
Стук в дверь.
Значит, не напрасно я дрейфил? Моська навел? Ерунда. Они и без него про меня знают.
Михал лихорадочно доваривал болтушку.
Каждый удар в дверь неотвратимо разрушал мечты о мести.
Я даже не успел узнать, с чем надо смешать болтушку, чтобы она подействовала, как я хочу. Ничего-то в своей жизни я так и не довел до конца.
Неожиданно ему захотелось выбросить все из окна. И самому выпрыгнуть вслед.
Но этого они и хотят. Ну уж дудки.
Он схватил шприц, набрал приличную дозу и вколол в мышцу на бедре. У меня еще куча времени. Пока-то они допетрят, что можно влезть через балкон. Он бросился на матрац и уставился в потолок.
Я дурак. Если бы вовремя нашел нужную добавку, сегодня утром раздобыл сырье и приготовил подарок от Евы, то можно было спокойно открыть и предложить вмазаться тем, кто за дверью. На девяносто девять процентов им не устоять. Моя болтушка и сейчас еще в цене.
— Михал! Ну что с тобой? Открывай!.. Я знаю, ты дома.
Боже мой, мама!
Он рывком вскочил с матраца, так что снова разболелась нога, в которую он только что вколол. Схватил бутылку с белыми кристалликами, шприц, разделитель, мензурку и постарался как можно быстрее запихнуть все в ведро под раковиной.
Черт, проветрить!
— Ты слышишь?
Еще соседей переполошит своими воплями.
Наконец он доковылял до двери. От резкого подъема кружилась голова. Черт знает, сколько времени я не ел? Сколько дней я уже на воле? Три? Пять? Четырнадцать?
Еще две недели, и надо будет найти работу. Иначе снова в любую минуту пришьют тунеядство! А заодно и невыполнение решения суда.
Неужели ты думаешь, что тебя не посадят за месть бывшим дружкам? Искать работу теперь — пустая трата времени.
Он скорее навалился на ручку, чем нажал ее.
Мать отступила на шаг, не веря своим глазам. Точно как в прошлый раз.
Не ожидала увидеть такую развалину, осенило Михала.
— Ну и вид у тебя, — вымолвила она в конце концов.
Он опустил глаза. Старая семейная песня. Я верой и правдой дослужилась до заведующей отделом. А ты? Случайно выбился из третьесортного наркомана, который расплачивается собственным здоровьем, в варильщики экстра-класса.
Черт, мне ведь надо было отдать половину товара ребятам, вспомнил он. Но когда?
Мама все-таки решилась войти в прихожую. И вдруг — слезы на глазах.
— Что они с тобой сделали? Кошмар какой! — обняла она Михала, словно хотела отгородить от всего, что случилось за последние годы.
Думает, это я в тюрьме так похудел. Михал чуть не рассмеялся. Святая простота… И это после стольких лет карьеры матери наркомана.
Он прижался к ней. Надежность маминых рук. Сколько мне было, когда я понял, что это не для меня? Мама, бедняжка, надеялась, что так будет всегда. А я боялся этого и делал все, чтобы поскорее вырваться из кольца ее объятий. Стать взрослым. Преодолевать жизненные трудности. Здорово я их преодолел.
— Я поесть принесла, — сказала мать, сдерживая слезы.
Еда — вот уж, действительно, последнее, что его интересовало.
Он наблюдал, как упорно она пытается не подать виду, что ей противно находиться в таком хлеву.
— Я тут приберусь.
И найдешь за матрацами припрятанную болтушку.
— Не надо. — Он расставил руки, словно мог помешать ей войти в комнату. Словно хоть когда-либо в жизни мог ей в чем-нибудь помешать.
— Мне нужно приучаться к самостоятельности, — добавил он, заметив ее недоумение.
— Ну, тогда я хоть разогрею. Посуда есть?
Химическое стекло к твоим услугам.
Он молча показал на раковину — сиротливая груда давно не мытой посуды. Еще от Евы?
— Мда. — На большее ее не хватило. — Я принесла это в судках. Мясо с томатной подливой. Может, ты лучше поешь прямо из них?
Мясо с томатной подливой. Любимое с детства блюдо. Я заказывал его на все дни рождения, надо мной даже подсмеивались.
А сейчас смотреть на еду тошно.
— Почему ты не сообщил, что тебя выпускают? Я бы приехала за тобой.
Именно поэтому, мысленно ответил Михал.