MEMENTO, книга перехода

«Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут», – сказал западноевропеец Редьярд Киплинг. Но своими жизненными наполнениями и наполнителями с места сходили Запад и Восток не однажды, и генетически плотно сошлись в Америке. Через Сибирь, Чукотку, Аляску, через Берингов перешеек, по льдам и по дну отступавшего океана, переливались в западное полушарие из восточного волны моих наследников – с тем, чтобы, в конце концов, доказать, что и вправду никакого Запада и Востока нет, а есть один общий тесный шарик, где у двуногих потомков древочелов есть только одна развилка будущего: недостойно погибнуть или научиться достойно жить вместе.

Изрядная толика врожденной суицидабельности досталась великой квазисапиенской породе, относимой к монголоидной расе; но всех превзошла по сей части крупная ее ветвь, называемая расой американоидной. Началось ответвление тридцать тысяч лет назад на Алтае, где до сих пор живут ближайшие генетические родственники американских индейцев – южные алтайцы. В Сибири, на Енисее, индейцам близко родственны кеты, на северо-востоке Азии – коряки и чукчи, отличающиеся, как и североамериканские аборигены, повышенной суицидабельностью. По ходу передвижений на восто-запад к монголоидным этноволнам примешивались иные; получился самостоятельный ствол, вросший в просторы Нового Света и в свой черед разветвившийся.

Коренные обитатели американского континента – американоиды, объединяемые неудачными названиями: индейцы, эскимосы (инуиты) и алеуты, ко времени моего отчета составляют приблизительно 75-миллионное население, подразделяющееся на тысячу с лишним народностей.

До вторжения европейцев народностей этих было больше двух тысяч – целый мир, отделенный от так называемого Старого Света далями времен и пространств, слабостью памяти, темнотой сознания, неразвитостью средств сообщения, техники, транспорта (до европейцев коренные американцы не знали колеса). Мир разноязычный, лоскутно раздробленный, мир воюющий, не знающий самого себя, полный мифов наивный мир, во многом похожий на те, что для европейцев и продвинутых азиатов остались во временах варварских, античных и предантичных. Они, правда, и сейчас варвары, эти техничные старосветские жлобы, и сейчас разъединены, грызутся и не понимают ни себя, ни друг друга. Но разница с пройденным заметна, и не только в уровне технологий.

К несчастью для мира новосветского, за тяжелые доледниковые, ледниковые и последующие времена, пока предки американоидов добирались в Америку, пока расселялись и адаптировались, в геноме многих произошли точечные мутации, ослабившие связку: суицидабельность-интеллект. Практически это означает, что вероятность покончить с собой у особей заурядных, внушаемых и глуповатых, коих во всяком народе большинство, стала, вопреки изначальному соотношению, выше, чем у тех, кто наделен умом пощедрее и одарен талантами. Выше не столько потому, что прибавилось суицидабельности, сколько потому, что ослабели ее сдержки, меньше осталось противовесов. И значит, еще больше повысилась вероятность суицидемий – самоубийств массовых. Эти же мутации ответственны за массовую психическую невыносливость к алкоголю: даже от небольших доз у американоидов, как и у многих азиатов, особенно северо-восточных, возникает потеря самоконтроля; пьющий быстро дуреет, зависимость развивается стремительно, и еще сильнее раскачивается суицидабельность.

Влечение к смерти, мортидо, у американских аборигенов и их близкой родни (алтайцы, чукчи) проявилось интенсивнее, чем у других народов. Плотнее и ярче, особенно у центрально– и южноамериканских индейцев, внедрилось в религию, культуру, менталитет.

Североамериканские индейские племена с самого начала проникновения на континент европейцев удивляли пришельцев обилием самоубийств. Жан Маркетт, французский иезуитский миссионер, живший в 17 веке среди аборигенов племени вендата, обитавшего в бассейне Великих Озер, недоумевал: