Мемнох-дьявол

Изумляя меня еще больше, она рассмеялась. Я никогда не слыхал смеха в преисподней. Это был тихий, успокаивающий, веселый смех – нежный смех, подобный смеху ангелов, – и, помнится мне, я тихо пропел ей в ответ, довольно непринужденно, и при этом ее душа распустилась подобно цветку, как это бывает с облеченными в плоть и обретающимися внизу душами, когда они познают любовь! Проникшись ко мне симпатией, она стала более откровенной.

«Ты красивый», – почтительно прошептала она.

«Но почему, почему все прочие здесь так несчастливы и почему лишь немногие преисполнены покоя и радости? Да, понимаю, я смотрел вниз. И ты с теми, кого любишь. Но ведь все прочие тоже».

«Мы более не обижаемся на Бога, – молвила она. – Ни один из нас. Не питаем к Нему ненависти».

«А другие – да?»

«Не то чтобы они Его ненавидят, – мягко произнесла она, очень тактично обращаясь ко мне, словно боясь обидеть. – Просто они не могут простить Ему всего этого... того, что происходило с ними в мире, и это унылое прозябание в преисподней. А мы прощаем. Уже простили. Все мы сделали это из разных побуждений, но Бог оправдан в наших глазах. Мы согласны с тем, что наши жизни были наполнены чудесным опытом и стоили боли и страданий, а теперь мы лелеем испытанную нами радость и моменты гармонии, и мы простили Ему то, что Он никогда ничего нам не объяснял, никого не оправдывал, не наказывал грешников и не вознаграждал праведников. И вообще не делал ничего из того, что могли ожидать от Него все эти души, живые и мертвые. Мы прощаем Ему. Мы не знаем наверняка, но догадываемся, что, возможно, Ему ведома великая тайна о том, как вынести всю эту боль и все же остаться праведником. И если Он не хочет открывать этого, что ж, Он Бог. Но, как бы то ни было, мы Ему прощаем и любим Его в нашем всепрощении, хотя и знаем, что Он вправе беспокоиться о нас не более чем о гальке на побережье там, внизу».

Я лишился дара речи. Я сидел неподвижно, предоставив тем душам собраться вокруг меня по доброй воле. Потом заговорила очень юная душа – то была душа ребенка:

«Сначала казалось ужасным, что Бог привел нас в мир, чтобы быть убитыми, как это случилось с нами – понимаешь, мы трое погибли на войне, – но мы простили Ему, потому что понимаем, что если уж Он смог создать нечто такое прекрасное, как жизнь и смерть, то знает зачем».

«Видишь ли, – призналась мне другая душа, – так уж выходит. Мы бы снова вынесли все страдания, если пришлось бы. И постарались бы лучше относиться друг к другу, с большей любовью. Жизнь того стоит».

«Да, – подхватила еще одна душа. – Вся земная жизнь ушла у меня на то, чтобы простить Господу за тот мир, но я сделала это перед смертью и пришла поселиться здесь с остальными. И знаешь, постарайся хорошенько – и увидишь, что мы создали некое подобие сада. Это нелегко. Мы работаем лишь при помощи сознания, воли, памяти и воображения и создаем обитель, где можем вспоминать только хорошее из жизни. И мы прощаем Ему и любим Его за то, что дал нам так много».

«Да, – молвила следующая душа, – за то, что дал нам хоть что-то. Мы благодарны и исполнены любви к Нему. Ибо верно, что здесь, во мраке, царит великое небытие, а внизу мы встречались со многими, коими завладели небытие и страдание, и им не знакома была радость, в которой мы пребывали раньше и пребываем теперь».

«Это нелегко, – добавила еще одна душа. – Это было великое борение. Но прекрасно было любить, и пить, и танцевать, и петь, радостно было пьяному бегать под дождем; вне всего этого простирается хаос, небытие, и я рада, что глаза мои открылись на лежащий внизу мир и что я вижу его отсюда и могу вспоминать».

Я долго размышлял, не отвечая ни одному, и они продолжали беседовать со мной, словно их притягивал ко мне исходящий от меня свет, если он вообще был зримым. В сущности, чем дольше я отвечал на их вопросы, тем откровеннее они становились, тем больше смысла вкладывали в собственные ответы, тем весомей и убедительней становились их высказывания.

Скоро я понял, что эти люди – выходцы из разных народов и заняты были во всевозможных сферах деятельности. И хотя многих из них тесно связывало родство, это относилось не ко всем. По сути дела, многие из них полностью потеряли из виду своих умерших родственников из других областей преисподней. Другие никогда даже не видели их. И в то же время некоторых приветствовали в момент смерти их сгинувшие близкие! То были люди мира, все надежды которого собрались здесь, в этом месте, где отныне начинал сиять свет.

«В ваших жизнях на земле была ли одна связующая нить?» – спросил я наконец.