Memoria

Ну, наконец, Танюша, дорогая моя, я могу вздохнуть спокойнее за себя (увы—не за тебя!). Я, наконец, имею твердую зарплату и узаконенное служебное положение: работаю в Ленинградском Отдел. Института этнографии Ак. наук. Теперь надо срочно расплачиваться с долгами, которых накопилось немало, а тогда смогу помогать и тебе регулярнее. Пока что не было никакой возможности заняться твоими делами. Напишу, что смогла сделать; очень немногое... На Майские дни смогла вырваться в Москву и просрочить только один день... 3 мая пошла справиться в Ген. Прокуратуру и там узнала, что твоя жалоба к ним поступила и 28 апреля направлена в прокуратуру Мордовии. Делать что-нибудь дальше можно только по получении ответа от этого прокурора...

Оставаться в Москве я не могла, так как надо было вернуться на работу. Ею нельзя манкировать, так как надо слишком много наверстывать. Думаю, что все лето просижу в Ленинграде. Мама до осени останется у Гали на даче.

...С осени же заберу маму к себе в Ленинград. Еще очень много дела, пока налажу жизнь, очень много долгов и много трудностей. Но, слава Богу, появилось основное: любимая и творческая работа, дающая возможность обеспеченного существования...

Обнимаю и целую тебя, родная. Н.

Послесловие

Возвращением в Ленинград, письмами к Татьяне Шатерниковой заканчиваем мы эту книгу. Но на этом отнюдь не кончается жизнь Нины Ивановны. Интенсивней-шая научная и литературная работа еще ждут ее. Дальнейших мемуаров нет. Сохранившиеся отрывочные дневниковые записи скорее напоминают бурный поток, вырвавшийся из горного ущелья на равнину: он разбивается на множество русел и несет все — и золото и обломки деревьев. Разобраться в этом — большая работа, но все-таки я надеюсь, что еще удастся сделать ее.

Коротко же дальнейшая жизнь была такова: в 1956 году была полностью реабилитирована. Вернулась в свой родной Институт этнографии (Ленинградской отделение). Участвовала в экспедиции к русским Сибири. Опубликовала 35 статей, две монографии. Кроме того, написала и то, что впервые видит свет в этой книге. И еще лежат и ждут своего часа исследование о «Слове о полку Игореве», две поэмы, около трех сотен стихотворений, колымские рассказы, рассказы о животных.

А внешне жизнь протекала так: с великими трудностями сумела вернуть себе старое родовое гнездо — деревянный дачный дом в Большой Ижоре, под Ораниенбаумом, битком набитый жильцами. Постепенно все они выехали. В этом доме провела свои последние дни мать Нины Ивановны, умершая зимой 1958 года, в этом доме выросли внуки и правнуки, долго жила и писала она сама, пока не одолели старость и надвигающаяся слепота. Умерла она 4 июня 1986 года, на восемьдесят шестом году жизни. Похоронена на Большеижорском кладбище, рядом с матерью, среди сосен, у родного Финского залива. Она прожила долгую жизнь, прожила ее с честью, но, если бы была возможность писать и, главное, увидеть опубликованными плоды своих раздумий, — жила бы еще долго. Крепкий была человек.

Галина Гаген-Торн

Из поэтического циклаН.И.Гаген-Торн «Дом»

(1964 — 1977)

Каждому дан Дом,

И каждому путь дан.

Думай о том,

Чтоб идти по своим следам.

Не спутай свои следы

С отпечатком чужих ног.

К дому вернешься ты

В положенный срок.

В окнах зажжется свет,

Волны омоют снег,

Склонятся сосны в ответ:

Путь завершил человек.

Только б к нему дойти,

Только б не сбиться с пути,

Детям оставить след

В растущем тумане лет.

Неведом нам Отчий Дом,

Не знаем, куда идем...

Гулок сырой туман,

Ноги горят от ран.

***

Дом мой светлый и веселый

Посреди высоких сосен.

В этом доме мыслей пчелы

Мед стихов ко мне приносят.

Там весной цветут сирени,

Летом пахнет земляникой,

Осень всходит на ступени

В журавлиных звонких кликах.

Если ж станет Лаухи злая,

Прогневясь, трясти перины —

Сосны дом мой защищают,

Дом высокий и старинный.

***

Дом, мой дом.

Отзываешься ль на гром?

Откликаешься ль на свет

От прожитых лет?

Лунный свет из окна,

Темных бревен тишина...

Может, чувствуешь беду?

Я по комнатам иду,

Отключаю, заключаю двери

И считаю, исчисляю

Все потери...

На заливе прибой.

Кто-то встретится со мной?

Кто-то стукнет в окно?

Заждалась я давно.

***

Сплю я глубоким сном,

Лежу в забытьи, верней.

Вижу — мой дом

Полон родных и друзей.

Слышу веселый смех,

Бокалов веселый звон.

Подняли тост за тех,

Кто давно погребен.

Пожелали мне долгих лет,

Славу увидеть свою.

И я поднимаюсь в ответ,

Опираясь на внуков. Встаю:

«Мы прожили честные дни,

А слава — пусть будет другим».

В море горят огни,

Но стелется серый дым.

***

Тишина. Рвет сгустившийся мрак

Лай далекий собак.

Не поют петухи.

Тихо ходят стихи,

Забираются в дом.

Пошептались с котом

И уселись в углу.

Вон сидят на полу,

Еле слышно звеня, —

Ожидают меня.

***

Горькой ягоды рябины

Круто кисти созревают.

Чья-то кровь падет безвинно?

Что судьба уготовляет?

Ходит благостная осень,

В желтых листьях солнца много.

Страхом наши души косит

Непонятная тревога:

Не углом летели гуси —

Лавой серые летели...

Смерть как яблоко раскусит

Мир, что мы недоглядели.

***

Аксинья — полухлебница —

Зима на перевал.

Мороз суровый след лица

В деревья надышал.

Стоят они как в сахаре,

Как сахаром хрустят.

А бревна ночью ахали,

С морозом говоря: