— Ради Бога, только твоего нравоучения мне сейчас и не хватало. Лучше скажи, откуда ты знаешь, что я проиграл.
— Профессиональная интуиция. Послушай, как ты считаешь, нет ли в твоем клубе пыли?
Интересно. Пульези разговаривает по телефону так, словно не существует прослушки (или нарочно говорит открытым текстом, чтобы получить точный и потому безошибочный перехват?), ведь теперь даже дети знают, что пылью называют наркотики.
— Не спеши. Ты ведь еще не нанял меня осведомителем.
— Не знаю, устроит ли тебя такал работа. Платим мало. Иногда это всего лишь обмен, так сказать, услугами. Таких, как ты, мы не можем себе позволить пригласить. Ну так что?
— Продавцов, я думаю, нет. Не та среда. Самое большее — кто-нибудь балуется по воскресеньям.
— У нас есть сигнал, но, возможно, он липовый.
— О ком идёт речь?
— Секрет.
— Послушай, Пульези, а когда дашь другие сведения?
— Не стану же я придумывать их. Жду, пока смогу сравнить с твоими. А все-таки, куда думаешь прийти в результате своего расследования?
— На кладбище.
— Такими вещами не шутят! А теперь иди дальше ругаться со своей женой. — Я промолчал, тогда он продолжил: — Ты весь разбит и по уши в дерьме от того, что проиграл. Что тебе еще остается, как не ругаться с женой?
— Ладно, прекрати изображать полицейского.
— Я полицейский, потому что прошел на эту должность по открытому конкурсу.
— Художник из тебя получился бы куда лучше.
Он от души расхохотался и сказал:
— Чао, Кино. Всего хорошего.
Не понимаю людей, которые, прощаясь, говорят «всего хорошего». Что они хотят этим сказать?
Ищу Диану. Она в спальне. Делает вид, будто приводит в порядок широкую супружескую постель, на которой спала, если спала, одна. Весьма привлекательная постель. Даже если только спать на ней, я это имею в виду. Сонливость волнами накатывает па меня.
— Тебе следовало бы сходить к адвокату, — говорю я. — Когда наконец решишься?
— Ты очень спешишь?
— Ну, я-то и вообще могу обойтись без этого. Но легальный разъезд поможет быстрее переждать годы до получения развода.
— Ты говорил мне это уже тысячу раз.
— А что, разве кто-нибудь слушает меня в этом доме?
— Не беспокойся. Найдешь подходящую партию, не упускай.
— Договорились, что Джакомо останется с тобой.
— Это решит он сам.
— Вот именно. Я и так знаю, что он не останется со мной. У нас с ним больше нет ничего общего.
Возвращаюсь в кабинет и, не раздеваясь, ложусь на диван.
Куда же подевался Давид? Надо бы предупредить полицию, хотя бы Пульези. В то же время не хотелось бы допустить оплошность. Давид может и прогнать меня.
Memow, похоже, дал себе передышку, но Аликино тотчас набрал вопрос, какой ему уже давно хотелось и не терпелось задать:
Этот Давид… Я не знаю его, и это не моя выдумка. Я не давал тебе никаких сведений о нем. Кто это?