Икра лежит в круглой жестяной банке, на голубой крышке которой изображен осетр и что-то написано кириллицей. Банка грубо запечатана полоской красной резины, которая кажется отрезанной ножницами от автомобильной шины. Пульези вскрывает банку, в ней полкило икры, причем лучшего качества — крупной и серой.
— Мне привез ее один друг из России.
— Правильнее сказать — из Советского Союза.
Мы пробуем ее так — без маслин и лимона.
— Знаешь, что я думаю, Лучано?
— Эй, Кино, ты, обратился ко мне по имени? Выходит, у нас сегодня необыкновенный вечер.
— Я вспоминаю наши прежние вечера. Они начались у тебя дома с хлеба и дешевой колбасы. Сорок лет назад.
— Тогда и это было уже много.
— А твоя огромная кухня в Болонъе была все равно что морской порт. И твои родители не жаловались, что туда прибывало столько народу.
— Ну что ты, они были довольны.
— Какие только странные типы там не встречались. В основном студенты. Но об учебе думали меньше всего. Кто был одержим сочинительством, кто искусством, кто кино… Но все занимались всем. Ты тогда бредил Гете, да и другие любопытные пристрастия у тебя были. Что это за древний язык, который ты принялся было изучать?
— Рунический.
— Ты все время ходил в университетскую библиотеку. Но бывал там и для того, чтобы повидаться с девушкой… Как ее звали…
Пульези притворяется, будто не помнит:
— Какую девушку?
— Ну не валяй дурака. Несколько месяцев твердил мне про нее.
— Знаю. Боялся, что уведешь. Ей нравились образованные молодые люди, а ты был ходячей энциклопедией. Не то что я — первоклассник. Негодяй, ты использовал свою образованность, чтобы соблазнять женщин.
— Да, но я ведь боялся постели!
— Ты и в самом деле был ненормальный, как сейчас сказали бы.
Мы смеемся. И тем временем готовим бутерброды с икрой и кетой в качестве второго блюда. Рассматриваю нож, которым только что отрезал кусок масла.
— Вспоминаю иногда те времена и тех людей, что встречал у тебя в доме. Интересно, как сложились их судьбы? Ты всех потерял из виду?
— Совершенно.
— Болонья. Ты вернулся бы туда?
— Нет, Кино. Думаю, что нет.
— А знаешь, я ведь не был там уже двадцать лет.
— Твоя мать все еще там живет?
— Если б она умерла, думаю, я узнал бы об этом.
Мы накрыли стол в небольшой гостиной рядом с кухней и ждем, пока сварится рис.
Как бы развивая какую-то собственную мысль, Пульези продолжает: