Мемуары

Разумеется, в Центре сочли мое дальнейшее пребывание в Берлине небезопасным и приказали срочно возвращаться на Родину. По дороге я должен был выполнить одно "особо важное" задание (к слову сказать, в то время все задания были особыми и все важными). Мне нужно было доставить в Москву испанский золотой запас, который республиканцы согласились передать на время войны в Государственное хранилище СССР. Шутка ли, тонна золота, центнер платины и сотни каратов драгоценных камней общей стоимостью в 518 миллионов долларов (на всю оставшуюся жизнь выучил я эту цифру!), по скромным ценам того времени, когда на пятьдесят тысяч можно было купить роскошный дом, шикарную машину, породистую собаку, скромную жену и послушную служанку, после чего остались бы еще деньги на кампанию по выборам в конгресс, рейхстаг или палату перов, в зависимости от места проживания. И все это мне предстояло переправить через границу чуть ли не на собственном горбу, потому что никого не интересовало, как я это буду делать. Операция "Металлолом" рассматривалась в Кремле как не совсем чистая сделка с "желтым дьяволом" в одолжение бедным родственникам испанским коммунистам, не избавившимся до конца от родимых пятен капитализма, но, с другой стороны, за малейшую недостачу с меня спросили бы по всей строгости законов обеих стран, вот и выбирай потом, от чего лучше умереть: от гарроты или трехлинейки.

И тут мне помогло недавно присвоенное звание героя: прибыв в Картахену, портовый город на юге Испании, где был устроен склад достояния Республики, я поднялся на первое же замеченное мной советское грузовое судно и потребовал аудиенции с капитаном. Мне прекрасно было известно, что вся команда торговых кораблей на заграничных рейсах, начиная от старпома и заканчивая последним юнгой, формировалась исключительно из кадровых разведчиков, а во главе ее стоял офицер в ранге капитана (не морского, а чекистского). Поэтому когда я представился "капитану второго ранга Петрову" как "Герой Советского Союза Сидоров", он готов был выполнить любое мое поручение, в том числе отдать жизнь по первому требованию (в кодовых табелях о рангах НКВД существовал ранжир Иванов-Петров-Сидоров, согласно которому Петров должен был беспрекословно подчиняться Сидорову, а Иванов - и Сидорову, и Петрову).

Судно "Шота Руставели", которым мне удалось завладеть, перевозило бутылочный херес редких марок - личный подарок камарада Ибаррури товарищу Сталину. Груз тоже был ценный, чего говорить, но по сравнению с моим семечки. Как бы то ни было, сначала мы загрузили контейнеры с золотом и бриллиантами, а сверху заставили их ящиками с вином. Расчет у нас был простой: откупиться от таможенников недружественных держав "малой кровью". Испанская "адуана" обошлась нам всего в две бутылки не самого дорогого сладкого хереса, все формальности заняли четверть часа, включая распитие с таможенником "за мир и дружбу", - и мы уже мчались на всех парах к родным берегам.

На третий или четвертый день нашего путешествия, не помню точно, случилось непредвиденное: ночью у входа в Босфор судно так качнуло, что кают-компания наполнилась хрустальным перезвоном бьющихся в трюме бутылок. Первая мысль - штормовая волна, но в следующую минуту послышались предупредительные выстрелы. Оказалось, всего в каком-нибудь десятке метров от нас всплыла немецкая подводная лодка. Наше судно взяли на абордаж, по палубе засновали люди в черных робах с автоматами.

Капитан отправился на переговоры с командиром немецкой подлодки, я с ним

- в качестве переводчика. Согнувшись в три погибели, мы пробирались по узким темным коридорчикам, спереди и сзади нас охраняли германцы с пистолетами. От запотевших стен разило морской тиной и терпкими мужскими фекалиями. "Неужели, немцы прознали про золото? Но ведь не смогут же они увезти его в этой тесной "консервной банке", в которой им и так не продохнуть!" - размышлял я по дороге.

У немецкого командира было серое, с зеленым оттенком лицо. Он тут же без обиняков сообщил нам, что весь его экипаж страдает дизентерией, и просил помочь туалетной бумагой и медикаментами. Пришлось пожертвовать подшивкой "Правды". Замполит был сильно недоволен, но утешился мыслью, что немецким матросам могут понравиться запечатленные на фотографиях светлые образы коммунистического строительства. Какая-никакая, а пропаганда! И все-таки, он категорически отказался отдавать в немецкий ватерклозет страницы с портретами товарищей Сталина, Кагановича, Молотова и других руководителей партии и правительства. А вместо медикаментов мы пожертвовали немцам пару ящиков хереса.

Когда переговоры были закончены и газеты с вином перетащены с нашего парохода на подлодку, немецкий капитан попрощался со своим русским коллегой, а меня попросил задержаться на пару минут. Мы остались наедине. Он разлил по бокалам херес и предложил выпить. Я не отказался.