Мемуары

— Именно, сударыня. Потрудитесь прочесть сами письмо герцога.

В письме было три строчки: «Прошу Вас, дон Диего, вручить за мой счет синьоре Пеличии, по ее первому требованию, сумму в двадцать пять тысяч дублонов».

Все мы были очень удивлены этой историей. В Испании, однако, все это в порядке вещей; Испания — страна чудес. Я уже имел пример подобной же истории в поступке герцога Медино-Селла по отношению к г-же Пичона. В других местах, в Англии например, подобного рода любезности являются следствием тщеславия; в испанском сердце они имеют более чистый источник, желание услужить.

Когда банкир уехал, мы стали рассуждать о письме. Каждый искал причин, не находя их; и в сущности, вполне правдоподобных причин нельзя было найти. Пеличия была того мнения, что герцог хотел показать, что такое — его рекомендательное письмо. «Его Сиятельство, — прибавила она, — хотел мне этим доказать, до какой степени он считает меня неспособной злоупотреблять подобным доверием; вот почему я предпочту скорее умереть с голоду, чем воспользоваться хотя одним из этих дублонов». Муж полагал, что герцог будет оскорблен отказом и что, поэтому, лучше принять хотя часть этого подарка. Я счел нужным сказать, что середины в этом деле не может быть что необходимо или отказаться от всего, или все принять.

— Ну, так я от всего отказываюсь.

— Я убежден, — прибавил я, — что герцог, тронутый подобной деликатностью, будет считать своей обязанностью осыпать вас своими благодеяниями.

Дней через пятнадцать Пеличия возвратилась в Мадрид, не взяв ни одного дублона, чем банкир был, видимо, скандализован. Вскоре слухи об этом проникли в Мадрид и, как это всегда бывает, к ним был припутан довольно грязный комментарий. Король, посмотрев на дело серьезно и уже предвидя полное разорение герцога Аркоса, — приказал заявить синьоре, чтобы она немедленно оставила Мадрид. То же повеление было дано и Казаччи, из Лукки, фаворитке другого испанского гранда.

Этот последний, прощаясь с Казаччи, передал ей вексель на сто тысяч франков, которые она должна была получить в Лионе. Герцог же Аркос послал Пеличии сто золотых дублонов на дорожные издержки и запечатанное письмо в банк Santo-Spirito в Риме. Пеличия тем более считала возможным принять этот подарок, что ей были известны вполне почтенные мотивы, которым подчинялся герцог, делая его. Что же касается письма, содержание которого ей было неизвестно, — она его узнала только в Риме, когда управитель банка Беллони отсчитал ей 25 000 римских экю.

Впоследствии уже я узнал, что на другой день после отъезда Пеличии король, встретив Аркоса в Прадо, советовал ему серьезно вылечиться от страсти, которая чуть не разорила его. «Ваше Величество — единственная причина всего, что совершилось, — отвечал Аркос, — вы заставили меня превратить в действительность то, что вначале было простой любезностью. Мы знали друг друга, я и донна Пеличия, только самым поверхностным образом, перекинувшись двумя-тремя словами в общественных местах. Я не делал ей никогда никаких подарков». — «Но ведь ты подарил ей 25 000 дублонов!» — «Да, Ваше Величество, но в действительности это случилось только позавчера; истина заключается в том, что если бы Ваше Величество не сочли нужным выслать эту певицу, то она не стоила бы мне ни одного мараведи».

Это был своего рода урок для короля, который, таким образом, узнал, насколько можно доверять городским слухам.

Однажды я присутствовал на бое быков, когда увидел на скамейке красивую молодую женщину, очень хорошо одетую. На мой вопрос сосед отвечал мне:

— Это знаменитая Нина!

— Почему знаменитая?

— Если ее история вам неизвестна, то она слишком длинная, чтобы я мог рассказать ее вам здесь.

Спустя несколько минут какой-то господин, прилично одетый, подошел к моему соседу и сказал ему на ухо несколько слов; сосед объявил мне, что донья Нина желает знать, кто я такой? Тогда, обращаясь к посланцу, я сказал ему, что если эта дама позволит, я буду иметь честь засвидетельствовать ей свое почтение после представления.

— По вашему произношению видно, милостивый государь, что вы итальянец.

— Да, я из Венеции.

— Синьора Нина тоже из Венеции. — И, отозвав меня в сторону, он прибавил: — Синьора Нина — танцовщица, в которую очень влюблен граф Риела, главный управитель Каталонии; вот уже несколько недель, как она живет в Валенсии, под специальным покровительством графа.

— Почему же она не в Барселоне, вместе с Его Сиятельством?

— Потому что епископ требовал ее удаления из этого города.

— Эта дама широко живет?

— Конечно; граф выдает ей ежедневно пятьдесят дублонов; но несмотря на все ее безумства, она не может потратить все эти деньги.

— В Валенсии, конечно.

Польщенный тем, что эта дама меня отличила, я с нетерпением ожидал окончания спектакля.