Мемуары (1887-1953)

Однажды на обед ожидала она королеву Александру и нескольких особ королевской семьи, а на ужин – Дягилева, Нижинского, Карсавину и всю русскую балетную труппу. День был прекрасный. Королева засиделась. В пять подали чай. Шесть. Семь. Королева Александра ни с места. Уж не знаю почему, хозяйке не хотелось, чтобы королева узнала о том, что вечером вслед за ней зван русский балет. Она умоляла меня помочь выпутаться. Дело было деликатным и оказалось не из легких. Я увел артистов в бальную залу и долго поил шампанским, чтобы скрасить ожидание. К хозяйке дома после отбытия королевы мы вышли на нетвердых ногах.

У леди Райпон познакомился я со многими людьми искусства, певцами, музыкантами. Бывали у нее Аделина Патти, Мельба, Пуччини. У нее же встретил я короля Португалии Иммануила, с которым дружен потом оставался до самой его смерти.

Итак, учиться я учился, но лондонская ярмарка тщеславия всё более меня захватывала. Квартира на Керзон-стрит показалась мне мала, и снял я большую у Гайд-парка. Украсить ее постарался, как мог, и преуспел. Попугаиха Мэри восседала в прихожей средь растений и плетеной мебели. Направо шла столовая, украшенная делфтским фаянсом. Стены были белы. На полу – черный ковер, на окнах – оранжевые шелковые занавеси. На стульях – яркая индийская обивка в синих разводах под цвет фаянса. Стол по вечерам освещала лампа из синего стекла и серебряные канделябры с оранжевыми абажурами. В двойном освещении лица гостей становились странно-фарфоровые. Налево шла гостиная с большим окном посреди. В ней стояли рояль, горки красного дерева, диванчики и глубокие кресла, обитые кретоном с зеленой китайской росписью. На зеленых, в тон, стенах – цветные английские гравюры. У камина – белая звериная шкура на черном ковре. Свет только от ламп.

Сразу за этой гостиной – гостиная поменьше с новейшей мартиновской мебелью.

В спальне серых тонов голубая занавеска образовывала альков. По обе стороны кровати – за стеклом над лампадками иконы. Серая лакированная мебель и черный напольный ковер в цветочек.

На исходе был третий оксфордский год. Пришлось оставить светскую жизнь и засесть за учебники. Как смог я выдержать экзамены – для меня загадка и по сей день.

Невыразимо жаль было покидать Оксфорд и расставаться с товарищами. С грустью уселся я в автомобиль меж бульдога и попугаихи и уехал в Лондон в свой новый дом.

Лондонская жизнь до того пришлась мне по вкусу, что решил я остаться в Англии до будущей осени. Приехали ко мне в гости двоюродные сестры Ирина Родзянко и Майя Кутузова. Были они красавицы, и я с гордостью являлся с ними в свет.

Однажды, собираясь в Ковент-Гарден, кузины по совету моему обмотали волосы, как чалмой, тюлевой лентой, закрепив ее узлом на затылке. Тюль дивно оттенял лицо. Весь театр смотрел на них. В антракте знакомые сбежались в ложу представиться кузинам. Один, дипломат-итальянец по прозвищу Бамбино, тут же без памяти влюбился в Майю. С этой минуты он ни на шаг от нас не отходил. Сидел у меня дома день и ночь и добивался приглашения всюду, куда званы были мы. Наконец, кузины уехали, однако он так и сидел при мне. Мы стали приятелями.

Сербский наследный принц Павел Карагеоргиевич находился в ту пору в Лондоне. На время он переехал жить ко мне. Это был добрый и умный малый, недурной музыкант и отличный товарищ. Он, король Иммануил, князь Сергей Оболенский, Джек Гордон и я стали неразлучны. Всюду появлялись мы непременно вместе.

Однажды был я приглашен в Эрл-Корт на благотворительный спектакль. Пантомима представляла послов различных стран на приеме у королевы вымышленного королевства. Век выбрали XVI. Королеву изображала красавица леди Керзон. Она восседала на троне в окружении придворных. Я был русским посланником старомосковских времен. Мне полагалось въехать со свитой, верхом. Дали мне и платье, и цирковую лошадь, отличную белую арабскую чистокровку. Первый выходил принц Христофор, ряженный королем с короной на голове, в подбитой горностаем красной мантии с длиннейшим шлейфом и ... в монокле! Король был эффектен. Затем шел я. Едва я выехал, к ужасу моему, лошадь, заслышав музыку, стала взбрыкивать. Зрители решили, что так и задумано. Когда лошадь закончила номер, зал хлопал неистово. Страху, однако, я натерпелся. После спектакля ужинать ехали ко мне. Принц Христофор в мантии, с короной и моноклем забрался на капот моего автомобиля и так проехал под крики толпы всю дорогу. За ужином все перепились. Ни один не смог вернуться домой. На другой день в полдень меня разбудил камергер греческого двора. Он искал принца по всему Лондону. Подняли на ноги Скотленд-Ярд. Но не видно было принца Христофора и у меня. В гостиной на диванах, креслах, даже на полу лежала куча-мала. Принца нет нигде. Я забеспокоился в свой черед, но тут услыхал храп под роялем. Я сдернул что-то красное шелковое со спящего: да, принц спит на полу меж ножек мертвецким сном, укрывшись мантией, с моноклем в глазу и короной.