Мемуары

Эти слова поразили меня, так как никогда раньше фюрер не разговаривал со мной на столь личную тему. Я была сбита с толку и не знала что ответить. Гитлер похвалил яблочный пирог Хелены и затем сказал:

— Для женщины вы необычайно активны. Некоторыми мужчинами это воспринимается как вызов. Из-за ваших успехов многие люди будут вам завидовать. Вы, вероятно, знаете, что даже мне порой бывало трудно облегчить вашу работу.

Я тут же подумала о Геббельсе. Может, сегодня удастся поговорить о нем с Гитлером. Неожиданно поднявшийся ветер прервал беседу и заставил нас перейти в дом. Фюрер сел на диван сбоку от камина и стал листать лежавшие на небольшом столике фотоальбомы. Затем он неожиданно произнес:

— Вы знаете, что я вас очень уважаю и мне доставляет радость бывать в вашем обществе, но, к сожалению, мои обязанности не позволяют делать это чаще.

Его комплименты привели меня в замешательство. Гитлер тем временем продолжал:

— Я не знаю ни одной женщины, которая бы трудилась столь целеустремленно и была столь же одержима своей работой, как вы. Точно так же и я полностью подчинен своей цели.

— А ваша личная жизнь? — осмелилась спросить я.

— Я отказался от личной жизни, с тех пор как решил стать политиком.

— Вам это трудно дается?

— Очень трудно, — ответил он, — особенно когда встречаю красивых женщин, которых люблю видеть в своем окружении. — Фюрер немного помолчал, а затем продолжил: — Но я не отношусь к тому типу мужчин, что получают радость от непродолжительных авантюр. Если уж я загорелся, то чувства мои глубоки и страстны — как совместить это с долгом по отношению к Германии? Мне пришлось бы разочаровать любую женщину, как бы сильно я ее ни любил.

Я была удивлена тем, что Гитлер снова заговорил о своих личных чувствах. После непродолжительной паузы он совершенно другим тоном произнес с пафосом:

— Намерение мое — создать сильную и независимую Германию — бастион против коммунизма, и это возможно только пока я жив. После меня не будет никого, кто смог бы сделать это.

Я отважилась спросить:

— Откуда у вас такое убеждение?

— Это мое призвание, которое я ежедневно чувствую, некая внутренняя сила которая заставляет меня действовать так, а не иначе…

После этих слов Гитлер превратился в совершенно официальное лицо, таким я видела его в качестве оратора на собраниях. Но, впрочем, заметив, что политика меня не очень интересует, мгновенно снова превратился в простого человека, источающего любезность.

Тем временем Хелена принесла нам несколько салатов, гренки и фрукты. Я выпила бокал вина, Гитлер ограничился фахингской минеральной водой. Попросив домработницу разжечь камин, я, когда мы вновь остались одни, спросила фюрера:

— Вы всегда были вегетарианцем?

Он ответил отрицательно и, поколебавшись, рассказал, что после пережитого им тяжелого шока не смог больше есть мяса. Я пожалела, что задала этот вопрос, но Гитлер продолжил:

— Я слишком сильно любил Гели, свою племянницу, думал, что не смогу жить без нее. Когда я ее потерял, то в течение многих дней не мог ничего есть, и с тех пор мой желудок отказывается от любого мяса.

Пораженная откровенностью фюрера, я нерешительно спросила его:

— Гели была вашей первой любовью?

В ответ Гитлер стал рассказывать о женщинах, которых он любил до Гели.

— Мои любовные приключения, — сказал он, — в большинстве случаев были несчастливыми. Женщины, которых я любил, либо оказывались несвободны, либо непременно хотели выйти за меня замуж.

Имени Евы Браун он не упомянул, но сказал, что очень тяготится, когда женщины угрозами покончить с собой пытаются привязать его к себе, и повторил, что жениться мог бы только на Гели.

Я спросила, нравится ли ему прелестная англичанка Юнити Митфорд, [282]которая, как все знали, была безумно влюблена в него. Ответ собеседника несколько шокировал меня.

— Эта девушка очень привлекательна, но я никогда не смог бы иметь интимную связь с иностранкой, какой бы красивой она ни была.

Я посчитала это за шутку, однако Гитлер продолжал:

— Мои чувства настолько национальны, что я мог бы любить только девушку-немку. Вижу, что вы этого не понимаете. Впрочем, — произнес фюрер немного иронично, — для брака я абсолютно непригоден, так как не смог бы хранить верность. Отлично понимаю тех великих людей, которые заводят любовниц.

Этот примечательный разговор был прерван моей прислугой. Она постучала, чтобы узнать, не нужен ли киномеханик. Хотя было уже поздно, Гитлер пожелал посмотреть какой-нибудь фильм. Из списка названий он выбрал «Большой прыжок» — гротеск Фанка. В этой немой ленте я была итальянской пастушкой-цыганкой, которая босиком бегает по Доломитовым Альпам, а Шнеебергер — лыжным акробатом, летающим над горами в надувном резиновом костюме. Время уже близилось к одиннадцати, когда фильм закончился. Гитлер, оставшись очень довольным, распрощался со мной и покинул дом вместе с Борманом, который все это время терпеливо ждал в баре, в погребке.