Мемуары

Пока мы ехали, моя новая знакомая рассказала, что в течение многих лет является почитательницей моих фильмов, видела и мои выступления в качестве танцовщицы. Сама она училась хореографии в Мюнхене, поэтому и говорила по-немецки почти без акцента. Автомобиль медленно взбирался по улице Аурелиа-Антика, крутой и полной поворотов улице. Мы очутились довольно высоко над Римом перед громадными железными воротами, за которыми виднелся небольшой старый замок в романском стиле, окруженный высокими соснами.

— Вы здесь живете?

— Да, — ответила дама с улыбкой, — дом вам понравится.

Перед тем как войти в сад, я остановилась на мгновение, чтобы посмотреть с высоты на Рим: как же прекрасен этот город! Он очаровывает с первого взгляда. В доме нас приветствовали гости, и тут мне наконец стало известно имя гостеприимной хозяйки. Ею оказалась баронесса Мирьян Бланк, личность, довольно популярная в итальянской столице.

Чай подали во внутреннем дворике замка. Наконец-то можно было подкрепиться. Все же я попыталась не афишировать свой голод и, насыщаясь, одновременно с восхищением разглядывала изумительных пестрых птичек, яркие цветы, и живописно обвивающие колонны замка виноградные плети. В шезлонге, небрежно куря сигарету, расположилась дама без определенного возраста — бросались в глаза ее бесподобные длинные ноги. Это была Майя Леке, [398]известная в Германии танцовщица. Меня познакомили и с фрау Гюнтер, [399]руководительницей известной танцевальной школы в Мюнхене, обучавшей Майю Леке и Мирьян Бланк.

После всего пережитого за эти годы передо мной здесь открылся совершенно здоровый прекрасный мир. Эта атмосфера приятно изумила, захватила меня, и я с благодарностью приняла приглашение баронессы Бланк погостить у нее несколько дней.

Двойная жизнь

Вот уже неделю я наслаждалась гостеприимством хозяйки замка. В то время мне пришлось вести странную двойную жизнь: с одной стороны — мое проживание в роскошных покоях в античном стиле с огромной современной ванной, выложенной сицилийским кафелем, а с другой — баронесса Бланк не могла не заметить, что ее гостья бедна как Золушка. Почти ежедневно, выезжая в город по магазинам или с визитами, она брала меня с собой. В Риме мы прощались, договорившись встретиться на ступеньках «Испанской лестницы» во второй половине дня. До этого времени я была предоставлена самой себе. Прогулки по выложенным камнем мостовым утомляли, передвигаться же на такси или автобусе я не могла себе позволить из-за отсутствия денег. Совсем тяжко приходилось во время обеда, когда в окнах кафе и ресторанов виднелось множество людей, поедающих пасту или наслаждающихся десертом.

Вечерами за ужином в замке — около 22 часов — я ощущала свое глупое положение с пронзительной отчетливостью. За торжественно сервированным столом, украшенным цветами и свечами, мне было неуютно. Как в кино, гостям во время трапезы прислуживал импозантный седовласый лакей в белых перчатках.

Поначалу меня безусловно очаровала подобная романтическая, пышная атмосфера, но затем все окружающее стало изрядно угнетать. Хотелось домой, к маме. Проблема заключалась в следующем: заранее купленный билет до Мюнхена был из Кортины, а не из Рима. Чтобы оплатить проезд, мне следовало раздобыть около 50 марок, но я не отваживалась их попросить.

Тут проявилось еще старое недомогание, заставившее меня провести несколько дней в постели. Мирьян — к тому времени мы перешли на «ты» — решила пригласить врача, который, по ее словам, смог бы меня вылечить.

Необычный врач

Через несколько дней меня познакомили с этим чудо-доктором. Он явился в числе приглашенных на бесподобный вечер у Мирьян. На этом приеме также присутствовали знаменитый композитор Карл Орфф, [400]исполнивший свои новые сочинения, а также Эдда Чано, [401]дочь Муссолини и близкая подруга хозяйки дома. Она и привезла с собой обещанного профессора, который, как мне объяснили, являлся домашним врачом итальянской королевской семьи.

Господин Штюккгольд, немец по происхождению, приехавший в Италию в 1928 году (и с тех пор ставший Стукколи), снискал здесь славу и уважение. Ранее в Берлине он имел практику на Веддинге. Тогда среди его клиентов попадались и продажные женщины, и сутенеры, и рабочие. Талантливый повествователь, он живописно рассказывал о той среде. Профессор Стукколи согласился обследовать меня, и уже на следующий день я была у него в клинике. Большое помещение с очень высокими стенами, как в библиотеке, сверху донизу заполняли книжные полки. Профессор, напомнивший мне сказочного богатыря, сидел за старинным столом. При этом ничто не указывало на то, что я нахожусь в кабинете врача, ни один предмет.

Терпеливо выслушав длинную историю моих болезней и тщательно изучив бумаги, которые я захватила с собой, Стуколли вдруг заметил выражение ужаса, появившееся на моем лице в связи с предстоящим осмотром. Ослепительно улыбнувшись, доктор успокоительным тоном принялся объяснять: