Мемуары

Несмотря на эту неудачу, Англию и Францию я все же посетила. В Лондон прилетела только с фотографиями нуба. Намереваясь продать эти снимки какому-либо журналу, обратилась в редакцию «Санди тайме мэгэзин». Боязливо вошла в офис. Там я никого не знала, более того, даже не подозревала, как воспримут мой визит после всех прошлых публикаций негативного характера в английской прессе. Приходилось полагаться лишь на выразительную силу моих фоторабот. И они меня не подвели. Годфри Смит, тогдашний главный редактор, уже ждал меня в небольшом бюро. После неформального, сердечного приветствия подошли многие из его сотрудников, в их числе — Майкл Ранд, будущий арт-директор «Санди тайме мэгэзин». Установили проектор, и я продемонстрировала свои слайды перед присутствовавшими. Уже через несколько минут почувствовала: они понравились. Покинув «Томпсон хаус», где располагалась редакция, я, счастливая, отправилась бродить по лондонским улицам. Годфри Смит не только собрался опубликовать серию фотографий с нуба, но — хотя я его об этом даже не просила — выдал мне аванс.

Успех в Лондоне на этом не закончился. На следующий день поступило приглашение на ленч от мистера Харриса, директора «Харрисон паблишинг груп». Речь шла о написании мемуаров. Заставить себя твердо согласиться на подобный проект тогда я не смогла: страх перед задачей был непреодолим. Меня хватило лишь на то, чтобы уверенно обнадежить мистера Харриса, воспринимая его очевидную симпатию как подарок. Он был очарован слайдами нуба и первый предложил мне сделать иллюстрированный том. Он ободрил меня еще и предложением поискать подходящего немецкого издателя в качестве корпоративного партнера.

— В одиночку, — сказал он, — мы, к сожалению, пока ничего сделать не сможем, так как до сих пор не специализировались по выпуску подобных иллюстрированных книг.

В данной ситуации пришлось приберечь свой скепсис: мне, да найти издателя в Германии! Полный абсурд.

И на Би-би-си, где я навестила мистера Хаудена, которому в тот момент уже не смогла показать снимки, меня также приняли очень тепло. Едва я расположилась в его бюро, туда моментально набилось великое множество любопытствующих сотрудников, желавших со мной познакомиться. Из-за нехватки стульев вскоре почти что все расположились на полу. Затем сострудники Би-би-си проводили меня в гостиницу. И там мы, заняв весь номер, беседовали, сидя на ковре, до глубокой ночи. В тот вечер я познакомилась с очень одаренными молодыми деятелями кино Англии, среди которых был и Кевин Браунлоу, с которым нас и по сей день связывает дружба.

Успех сопутствовал мне в Париже. Шарль Форд, [496]французский друг, написавший потом мою биографию, проводил меня в «Пари матч». Как и в Лондоне, бюро главного редактора оказалось слишком тесным для желавших пообщаться со мной. Нуба и здесь завоевали сердца французских деятелей прессы, и я вернулась в Мюнхен со множеством интересных предложений.

То ли радость, то ли поджидавшие дома плохие известия, не помню, но что-то меня тогда подкосило. В моем дневнике записано, что в день возвращения со мной случился коллапс. Врач Вальтер Цельтвангер несколько дней и ночей сидел у моей постели. В первый раз — об этом свидетельствуют медицинские документы — были затронуты почти все органы и даже обычно такое здоровое, натренированное танцами и спортом сердце.

Любая профессиональная деятельность мне была запрещена. На длительное время.

Вероятно, все-таки причиной подобного состояния послужило полученное по приезде домой письмо из фирмы Гейера. Оно содержало ужасную весть: единственный правильно проявленный и незаменимый пробный ER-ролик — главное доказательство при возможном судебном расследовании, — а вместе с ним оригинал другой пленки полностью утрачены. Теперь я знала, почему тогда сотрудники фирмы Гейера в присланную мне в Кёльн копию вложили части разодранного рабочего материала. Для меня это стало больше чем шоком — настоящей трагедией.

Но, как часто бывало в моей жизни, в которой постоянно чередовались взлеты и падения, беспросветность сменилась новой надеждой. Как только Руди и Урсула Вайстроффер в Хартуме услышали о моей болезни, они сразу же пригласили меня к себе. Они знали, как прекрасно я себя у них чувствовала и какой здоровой становилась в Африке.

Перед отъездом меня неожиданно навестили Альберт Шпеер с супругой Маргарет. Шпеер, мой единственный друг времен Третьего рейха, несколько недель тому назад был освобожден из Шпандау [497]после двадцатилетнего тюремного заключения. Сразу же после выхода из заключения он написал мне: