Мемуары

Это был волнующий день. Радость встречи со старыми друзьями, многих из которых я давно не видела, заставила меня забыть все недуги. Гюнтер Ран, друг юности и тренер по теннису, бывший на 10 лет моложе меня, не побоялся расстояния и приехал из Мадрида. Когда я вошла в празднично украшенное помещение, он направился ко мне молодецкой походкой, крепко обнял и крикнул: «Лени, да ты ведь выглядишь как молодая девушка!» Приехал из Ванкувера Ули Зоммерлат, который почти принес себя в жертву при подготовке всех моих суданских экспедиций, а из Лос-Анджелеса — мой компаньон по лыжам Берт Зиссо со своей женой Пегги. Среди гостей присутствовали режиссер Рольф Хэдрих, Венцель Людеке, Хорст Буххольц, Вилли Тремпер и многие, многие другие.

После этой встречи я дала себе клятву — сажусь за мемуары! Я все-таки решила писать их собственноручно. Поэтому в очередной раз отправилась к доктору Блоку: после его лечения «живыми клетками» я всегда чувствовала себя бодрее. И на этот раз наступило некоторое улучшение, у меня появился стимул к работе.

«Охота на ведьм»

Популярность моих книг, которая увеличилась после публикации серии карманных выпусков, растущее признание моих работ побудили старых противников вновь аюивизироваться. Некоторые иллюстрированные репортажи к моему 80-летию, появившиеся во многих журналах, и прибывшая из Парижа великолепно изданная брошюра «Двойные страницы», где вновь были опубликованы мои самые удачные фотографии нуба, о которых французский писатель Жан-Мишель Ройер писал: «Лени Рифеншталь — современный Платон и Микеланджело „лейки“…» — все это могло послужить развязыванию клеветнической кампании, о которой я считаю нужным упомянуть из-за ее особой злобы и хитрости.

Мой опыт участия в передачах прямого эфира предостерегал меня от появления на телевидении. Год назад ведущий программы Жан Думур уже пытался уговорить меня. Он произвел на меня хорошее впечатление, так что я отбросила все сомнения. Я получила устные и письменные заверения, что речь пойдет только о моей работе, а события, связанные с Третьим рейхом, не будут затрагиваться. Марк Шиндлер, режиссер, пообещал, что, разумеется, он будет придерживаться договоренностей, даже Хорст более не сомневался. Телевизионная компания набрала материал из моих фильмов, взяла интервью у моих прежних сотрудников и даже снимала празднование дня рождения. Они, по словам режиссера, намерены сказать полную правду.

Незадолго до отъезда на эту передачу в Женеву позвонили мои друзья. Они сообщили о специальных выпусках швейцарской телевизионной газеты, разложенных в киосках. На одном из моих фото внизу написано большими буквами: «Лени, создательница нацистских фильмов». Я сразу же позвонила руководству телевизионной компании, и меня заверили, что не имеют никого отношения к этой публикации. В их фильме нет политики. Разговор я записала на магнитофон. Не хотелось нарушать договор без доказательств. В Женеве меня встретили в аэропорту — в гостинице «Ричмонд» был зарезервирован номер. Все старались мне помочь.

Однако мое недоверие не исчезало, и я попросила, чтобы до выхода программы в прямой эфир мне был показан фильм. Они отказались. Я сразу же решила уехать. Поняв, что я не отступлю от своего требования, «телевизионщики» в конце концов сдались.

С учащенным сердцебиением сидела я в небольшом демонстрационном зале, предчувствуя, что теперь начнется самое плохое. Волнуясь, я не различала людей, находящихся в помещении. Что я пережила затем, непостижимо. Началось все совершенно безобидно. Отрывки из моих фильмов, потом детские и сценические фотографии, фрагменты фильмов о горах. Может быть, это и не так уж плохо, подумала я и почувствовала облегчение. Неожиданно я услышала имя Адольфа Гитлера. На экране появилась старая дама, известный историк кино Лотте Эйснер, [546]которая до эмиграции в Париж работала в берлинском «Фильм курире». Растерянно слушала я, как в интервью она рассказывала следующее: «Одним прекрасным днем, это было или в тысяча девятьсот тридцать втором или в начале тысяча девятьсот тридцать третьего года, ко мне в бюро пришла Лени Рифеншталь и сказала: „Мне хотелось бы представить вам чудесного молодого мужчину“. Я подумала: „„Чудесный“ и „мужчина“ — странно. Это мог быть только Тренкер, но он же сказал, что не любит людей, окружающих Лени“. Я спросила недоверчиво: „И с кем же вы меня хотите познакомить?“ Лени ответила: „С Адольфом Гитлером“».