Мемуары

— Если вы поторопитесь, — сказал он, — то сможете услышать в рейхстаге фюрера, который делает заявление о возможной войне.

Полковник вручил мне записку, дававшую право войти в Оперу Кролля.[309] Когда я оказалась в заполненном до отказа зале, то издалека услышала голос Гитлера:

— Сегодня в пять часов сорок пять минут будет открыт ответный огонь!

ВО ВРЕМЯ ВОИНЫ

Война в Польше

Война — ужасная, непостижимая вещь. Объявление Гитлером войны Польше было мне совершенно непонятно. Ведь всего несколько дней назад, в разговоре со мной о перестройке Берлина, фюрер сказал: «Дай бог, чтобы я смог дожить до этого и чтобы мне не пришлось вести войну».

Как-то раз в застольной беседе Гитлер с большой похвалой отозвался о главе польского правительства маршале Пилсудском. Фюрер тогда подчеркнул, что, пока правит маршал, любую проблему между Польшей и Германией можно решить в рамках дружественных отношений. Но к этому времени Пилсудского уже не было в живых.

Тогда я не сомневалась, что только очень веские причины могли заставить Гитлера принять решение о начале этой войны. По радио и в прессе то и дело сообщалось, что фюрер лишь добивается возвращения рейху Данцига[310] и коридора, соединяющего Восточную Пруссию с остальной Германией. Но неоднократные попытки немецкого правительства путем переговоров добиться согласия Польши на это остались безрезультатными. Так, во всяком случае, информировали общественность. Гитлер будто бы был убежден, что Англия, несмотря на гарантии, данные ею Польше, останется нейтральной, и потому-то рискнул начать войну, которую рассчитывал закончить в короткий срок.

Я стала размышлять, чем смогу быть полезной во время войны, и сначала думала пойти на курсы медицинских сестер. Некоторые из моих сотрудников продолжали настойчиво уговаривать меня организовать группу для съемок событий на фронте.

Эта идея мне понравилась. Мы составили список сотрудников, которые годились для этой цели, — среди них Алльгайер, Гуцци и Отто Ланчнеры, Траут, последний одновременно и звукооператор, — и написали краткое изложение сути нашего проекта. Я снова поехала в рейхсканцелярию, надеясь передать список вместе с текстом офицеру связи Гитлера с вермахтом. Ждать пришлось долго, но в конце концов мне удалось изложить свой план одному из высших офицеров вермахта. Он пообещал передать бумаги начальству. Уже на следующий день по телефону сообщили, что план получил одобрение.

В Груневальде нам показали как пользоваться противогазом и оружием. Через два дня мы стали обладателями серовато-голубой формы, какую позднее стали носить все военные корреспонденты. Немцам в тот период было запрещено находиться в прифронтовой полосе в гражданской одежде. Однако Зеппа Алльгайера пришлось взять с собой в штатском: облечь в униформу его не успели.

Восьмого сентября наша небольшая съемочная группа выехала из Берлина на восток. В Польше нам следовало явиться к командующему Южной группой армий генерал-полковнику фон Рундштедту. Уже в полдень мы прибыли в его штаб-квартиру, где получили указание отправляться к генерал-полковнику фон Рейхенау, командный пункт которого располагался дальше, близ городка Коньске.

Улицы этого небольшого польского местечка были заполнены солдатами, мимо проносились мотоциклы и грузовики. Фон Рейхенау квартировал в купе поставленного на запасной путь вагона. Я узнала в нем человека, который пять лет назад жаловался Гитлеру по поводу фильма о партийном съезде. Он приветствовал нас коротко, но любезно, на меня, кажется, обиды не таил. Генерал, не зная, где нас разместить, посоветовал оставаться с нашими машинами по возможности ближе к автопарку вермахта. Мы находились рядом с линией фронта и могли попасть под обстрел. К счастью, я захватила с собой палатку и могла провести ночь на стоянке автомобилей, защищенная от холода и ветра. Другие попытались устроиться поудобнее в двух наших машинах.

Ночью слышалась орудийная канонада, а однажды прямо над моей палаткой пролетело несколько снарядов. Я и не представляла себе, что будет так опасно.

На следующий день нам должны были сказать, что нужно снимать. Одному из операторов предстояло незадолго до рассвета отправиться на грузовике в район боевых действий. Ехать туда вызвался Гуцци.

Некоторые из моих людей уже успели познакомиться с военными. За день до нашего прибытия поляки убили немецкого офицера и четверых солдат, затем страшно изуродовали их трупы: выкололи глаза и отрезали языки. Это было уже второе страшное событие за последние два дня. До этого польские партизаны убили шестерых спящих солдат и тоже изуродовали. Их тела отправили в Берлин, а солдаты, убитые во время вчерашней бойни, лежали в гробах в церкви на возвышении. Хоронить их решили здесь.